Лицедей прижал к впалой груди жилистые руки и, подскочив к князю, упал перед ним на колени.
— Соглашайся, князь! — умоляюще шептал он, глядя на Владигора снизу вверх. — Дался тебе этот трон — одна морока! А мы свободные люди-человеки — никому не господа, никому не слуги! Соглашайся, князь, я тебя таким штукам обучу, что тебя ни железо, ни вода, ни огонь взять не смогут!
— На площади, говоришь? — усмехнулся Владигор, глядя в блестящие глаза лицедея. — А как же личина да и все прочее? Это я в сумерках да при лучине еще за бродягу сойду, а при свете меня не то что каждая собака — каждая ворона узнает!
— Согласен, князь, совершенно согласен! — затряс бородкой Челла. — Зверье породу нутром чует! Его лаптями да лохмотьями не проведешь!
— Вот видишь, — сказал Владигор. — Зачем же ты мне предлагаешь перед всем народом на подмостках представляться!
— Так то зверье чует, а толпа — дура! — воскликнул Челла. — Ей чучело в колоде вынесли, сказали: «Князь помер!» — она и поверила. Каждый в отдельности, может, еще и усомнился, но глянул вправо-влево, увидел, что все молчат, ну и сам умолк: зачем беду на свою голову накликать — дураков нет!
— Выходит, каждый сам по себе умник, а как соберется таких умников больше трех, так у них весь ум на дурь да трусость исходит? — спросил князь, указывая на толпу, которая продолжала бежать за рыдваном, размахивая руками и бесшумно разевая слюнявые от возбуждения рты.
— Выходит, так, — вздохнул Челла, покачав головой. — Тем и кормимся. Так что насчет своей личины, князь, можешь не сомневаться: никто из толпы в тебя пальцем не ткнет, особенно после того, как я тебе новую личину приставлю!
— Интересно, какую? — спросил Владигор, бегло взглянув на гроздья восковых носов, париков, бород и прочих частей человеческого тела, густо увешивавших ивовые ребра рыдвана.
— Выбирай любую, князь! — широким жестом обвел свое богатство Челла. — Могу тебя горбуном сделать, могу старухой! Могу и тем и другим сразу!
— И в таком образе я буду коня кулаком подковывать? — засмеялся Владигор. — Да наш народ со смеху помрет!
— Упаси боже, князь! — молитвенно сложил ладони Челла. — Это я для примера!
— Для примера, говоришь? — усмехнулся Владигор, оглядываясь на толпу, по-прежнему преследующую рыдван. — Давай-ка мы твой пример проверим! Доверяй, но проверяй, как говорил мой казначей Дуван — сума переметная!
— Не надо, князь! — испуганно прошептал Челла, проследив направление его взгляда. — Я и так их еле удерживаю, чтобы колымагу нашу в щепки не разнесли, а ты прямо к черту в зубы рвешься!
— Соблазнил ты меня, лицедей! Свободой купил! — прошептал Владигор, глядя на преследователей зачарованным взглядом. — Давай мне личину! Скорее! Горбуна, ведьмы, калеки безногого — все равно! Чем страшнее, тем лучше! Помер ваш князь, нет его больше, так ведь, Белун?!
— На все твоя воля, сын мой! — твердо прозвучал за его спиной голос чародея. — Здесь я над тобой не властен!
— Как ты сказал: «сын мой»?
Владигор оглянулся через плечо и увидел посреди рыдвана туманный призрак, испускавший ослепительное лучистое сияние. По обе стороны от него стояли Белун и Челла. На ладони чародея лежал прозрачный многогранник, грани которого были затушеваны тонким замысловатым рисунком, а лицедей сучил и расправлял на пальцах косматый седой парик, соединенный с сухим крючковатым носом.
— Кто сказал «сын мой»? — повторил князь, пристально вглядываясь в смутные черты призрака: благородные линии лица, твердые высокие скулы, темные глаза, широкие ладони, прижатые к груди на месте сердца.
— Я, — ответил тот голосом Белуна.
— А почему у тебя такой странный голос? — спросил Владигор, не в силах оторвать взгляд от лица призрака.
— Голос? Какой голос? У меня нет голоса, — ответил тот, чуть шевельнув тонкой линией рта.
— Как нет?! — удивился князь. — Что же я тогда слышу?
— Себя, — сказал призрак. — Разве ты никогда не говорил со мной в душе своей?
— Да, — сказал Владигор, — я говорил с кем-то похожим на тебя, но я не знал, кто это такой.
— А почему ты не спросил у него? — сказал призрак. — Разве ты не знаешь, как опасно вступать в разговор с незнакомцами?
— Я не робок, ты знаешь, — сказал Владигор, — но стоило мне спросить у него, кто он, как он тут же удалялся, оставив меня в сильном смущении.
— Что же тебя смущало? — перебил призрак, вытянув перед собой руку, на одном из пальцев которой князь увидел такой же перстень, как у него. Аметист в его изящной золотой оправе горел ровным голубым огнем, но больше этого огня внимание князя приковала рана, открывшаяся в груди призрака. Она приходилась как раз на промежуток между шестым и седьмым ребрами и, судя по ее виду, была нанесена наконечником копья, пронзившим грудь и достигшим сердца незнакомца.
— Я догадывался, но боялся ошибиться, — взволнованно прошептал князь, не отводя глаз от раны.
— Где же твоя смелость, сын мой? — усмехнулся призрак. — Неужто она лишь в том, чтобы за кнут выдергивать из седел тучных мерзавцев да загонять клинки в глотки дворовых псов?
— Я не хотел, отец, — смущенно потупился Владигор. — Так получилось.
— Ты сказал «отец»? — перебил призрак.
— Да, — ответил князь, поднимая глаза. — Ведь я не ошибся?
На сей раз призрак промолчал. Он лишь улыбнулся в ответ и, приложив ладонь к ране, стал медленно отступать и растворяться в сумерках рыдвана.
— Постой! Погоди! — крикнул Владигор, бросаясь к нему. — Скажи, что мне делать? Что?
— Слушай себя… Только себя… Познай себя… — чуть слышно прошелестело в ответ.
— Но как? Что ты хочешь этим сказать?! — воскликнул князь, всматриваясь в темное пространство между Белуном и Челлой.
— Кто, князь? С кем это ты? — удивился лицедей, делая шаг к Владигору и держа в руках длиннополый кафтан с горбом на спине.
— Как это «с кем»? — спросил князь, с недоумением глядя на Челлу. — Ты что, слепой? Или глухой? Скажи ему, Белун!
— Прости его, князь, он не виноват, — сказал чародей. — Ты сейчас был в другом времени, там, где только ты и Светозор, только вы двое, и больше никого…
— Так это был мой отец? — взволнованно перебил Владигор. — Но эта рана? Ведь его убили ударом в спину!
— Смерть никогда не заходит со спины, — сказал Белун. — Воин всегда встречает смерть лицом к лицу, заранее зная, что ее удар направлен точно в сердце и неотразим.
— А как же все сражения? Предательства? Отравления?! — воскликнул князь. — Как встретили смерть те, кто был заживо замурован в стене, утоплен, посажен на кол, разорван березками, сварен в кипятке, сожжен, зашит в конскую шкуру, смят и раздавлен обезумевшей толпой?!