— А какая еще? — удивился старец. — Спряди нить из овечьей, так клубок и будет тебя водить кругами по ближайшей поляне. А волк — он всюду рыщет, в самые тайные места заглядывает.
— Благодарень, дедушка! — поклонился Велигой. — Да только как же ты сам без клубочка-то? Чай дорогая вещь, может быть, последний такой на свете остался!
Старец махнул рукой.
— Мне уж без надобности, — небрежно ответил он. — В мои-то годы только за клубочками и бегать! Да и куда он меня водить будет? До отхожего места и обратно на печку? А ты без него полжизни будешь по лесу плутать, все деревья посшибаешь… Ну, прощевай, Велигой Волчий Дух из рода Яробоева! Кто знает, быть может еще и свидимся?
Он поплотнее запахнулся в плащ и бесшумно растворился в ночи.
— Прощевай, дедушка… — сказал в темноту Велигой.
Клубок на ладони, казалось, был наделен собственной тайной жизнью. Теплый, упругий, он чем-то напоминал махонького зверька — то ли ежика, то ли еще что-то в этом роде.
И тут Велигой вдруг понял, что не спросил, как зовут старика. И где он живет. И кто вообще такой…
— Совсем я плохой стал, — сказал он Серку, сонно объедающему небольшой травяной холмик. — Никакого соображения с эти проклятым Радивоем не осталось. Ну ладно, пора на боковую, что ли… Если что — бей копытом по башке, иначе не проснусь. Эх, хорошо вам, коням, вы стоя дрыхните, а я вот уже разучился со времен службы на заставе…
Лезвие ножа со свистом вспороло холодный ночной воздух, рванулось косо вниз, к горлу. Велигой дернулся вбок, отбросил чью-то руку, пытавшуюся его удержать, откатился вправо, вскочил на ноги и только тогда проснулся.
Вокруг царили серые предутренние сумерки, в небе бледно мерцали последние звезды. Все вокруг тонуло в туманной дымке, за спиной слабо шумела Волга, слева темнела громада Радивоева холма. Костер давно превратился в угли, неподалеку в тумане мерно прохаживался Серко. А на том месте, где только что спал Велигой, пригнувшись, как пардус перед прыжком, замер человек. В правой руке холодно блестело лезвие кривого ножа, пальцами левой неизвестный касался земли.
Велигой запоздало сообразил, что меч, который, засыпая, положил под правую руку так и остался там, у потухшего костра. Рука дернулась к голенищу, где притаился тяжелый кинжал. Но в тот момент, когда вынужденно пригнулся, чтобы извлечь оружие, неизвестный легко и бесшумно прыгнул на него, распрямившись с быстротой и силой сжатой пружины. Велигой, так и не успев достать кинжал, метнулся в сторону, пропуская противника мимо себя, но тот словно предчувствовал движение витязя, извернулся в воздухе, полоснул ножом. Лезвие противно звякнуло о чешую доспеха, Велигой перехватил оружную руку, вывернул, но нападающий был гибок и ловок, как кошка. Его рука, казалось, прогнулась в локте в обратную сторону, а нога в каком-то невероятном пируэте достала витязя в голову. Велигоя отбросило назад, он с маху рухнул на спину. Жалобно звякнули доспехи, в голове гремело, как в кузне. Нападающий перекатился, подхватился на ноги, одним длинным прыжком достиг оглушенного воина, навалился сверху, прижимая коленом к земле. Матово блеснул занесенный клинок. Велигой перехватил рванувшуюся вниз руку, удержал неожиданно легко, стал отводить. Противник сопротивлялся, похоже, изо всех сил, но то ли каши мало ел, то ли заболел чем, но в силе явно уступал витязю, и немало.
Велигой вывернул руку с ножом в кисти — как бы ни был гибок его противник, а в этом месте сустав самый чувствительный на залом. Раздался тонкий вскрик, нож выпал из разжавшихся пальцев. Велигой опрокинул противника на спину, навалился всем телом, выхватил-таки из-за голенища свой кинжал. Коротко замахнулся, лезвие рванулось вниз, целя в незащищенный бок… Под витязем что-то в ужасе всхлипнуло, дернулось, готовясь к удару…
— Ну и что ты этим доказала? — спросил Велигой, по рукоять засадив кинжал в землю. — Что ты с ножом драться мастерица, я и так знаю. Неумно, Светик, опрометчиво. Если б меня можно было просто так во сне зарезать, то это сделали бы уже давным-давно, благо желающих почему-то всегда находилось хоть отбавляй.
— Ну и сволочь же ты, Велигой Волчий Дух… — полузадушено прохрипело под ним.
— Подумаешь — скромно усмехнулся витязь. — еще и из лука стрелять умею…
— Пусти! — прохрипела Златовласка. — Насильник!
— Да пожалуйста… — Велигой выдернул из земли кинжал, поднялся на ноги, отступил на два шага. В голове еще слегка звенело после ее удара, но он уже почти пришел в себя.
Разбойница несколько мгновений лежала неподвижно, переводя дыхание, потом вскочила с ловкостью кошки. Ее рука метнулась вниз, потом резко распрямилась.
Велигой на лету поймал швыряльный нож двумя пальцами за лезвие, задумчиво повертел в руке, надавил. Раздался хруст, тонкий клинок переломился надвое.
— А вот ножи метать ты никогда не умела… — проговорил он. — За столько времени можно было научиться делать замах покороче.
— Свинья… — сплюнула Светлана.
— Может хватит, а? — спросил Велигой. — И чем же я тебе так не угодил? Не давал безобразничать, народ честной обижать?
— Да пошел ты… — зашипела она, рука потянулась за следующим ножом. — Урод!
— От дуры слышу, — пожал плечами Велигой. — И руки-то, руки не тяни, а? Отберу ведь все игрушки, чтоб не баловала… Ну откуда ты такая взялась? Все девки как девки — венки плетут, на пяльцах вышивают, а у этой одно на уме — как бы кого зарезать.
— Заткнись! — крикнула Златовласка, но руку от пояса с ножами убрала.
— Нет, вы только послушайте ее! — изумился витязь. — Гналась за мной чуть ли не от самого Курска, и все только для того, чтобы всласть пообзываться!
— Я тебе кишки выпущу! — в ярости прошептала Светлана.
— В очередь, девочка, в очередь… — усмехнулся Велигой.
Она некоторое время пожирала витязя глазами, потом тело ее медленно расслабилось. Во взгляде все еще полыхала ненависть, но от идеи попытаться убить его прямо сейчас, по-видимому, все же отказалась.
— Почему… — хрипло спросила Златовласка, — Почему ты не ударил?
Велигой пожал плечами.
— Да вот, видишь ли, недостаток воспитания, — ответил он. — Ну не научили меня женщин убивать, не научили. Зря наверное, да теперь уж поздно, старого пса новым трюкам не выучишь. Ты мне другое скажи: что мне теперь с тобой делать, а?
Светлана молчала, глаза опустила, как нашкодивший ребенок. «А ведь и правда, — подумал Велигой, — что я смогу с ней сделать? Когда собирался отправить ее с кем-нибудь в Киев — это одно, с глаз долой — из сердца вон. Не мне ее было на кол сажать. А здесь, в этой глухомани… А ведь прав был Эрик, Ящер его задери, хороша девка, ох хороша… И почему Серко меня не предупредил? Неужто и вправду, на красивую женщину и злая собака не гавкнет?…»
