Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая

– Спасибо, что научила меня, девушка азаХ, – прозвучало откуда-то из-под потолка.

Он не подражал другим голосам или звукам, но иллюзирование у него получилось.

– Прошу тебя, продолжай свой рассказ, – раздалось от двери.

Я заподозрила, что он в таком восторге от иллюзирования, что теперь вообще не будет нормально разговаривать.

Я продолжила свою историю. Он был потрясен, услышав об угрозах Иви в мой адрес, но посмеялся над моей неудачей с заклинаниями на красоту и попросил показать мой мраморный палец на ноге.

Я его заверила, что это совсем не больно, и он изъявил желание заполучить палец из мерцающего железа.

А я рассказывала дальше. Упомянула про дружбу с Айори и как бы между прочим сказала, что он меня поцеловал.

Особенно тяжело мне дался рассказ про мою последнюю ночь в замке. Пришлось сделать паузу, прежде чем я смогла собраться с силами и рассказать об обвинениях сэра Уэллу и о вранье Иви.

– А потом они связали мне руки и заткнули рот кляпом. вайдиайХ жамМ, как это ужасно для певицы – оказаться с кляпом во рту!

Я закончила свой рассказ, чувствуя себя совершенно разбитой.

Гном помолчал, сложив руки на коленях и склонив голову. Очень сочувственно помолчал. Он разделял мое горе и даже не пытался придать оптимизма всему, что случилось.

Прошло несколько минут. Гном потянулся к вазе с камешками и выбрал довольно крупный камень размером с его палец. Потом он подошел ко мне и показал:

– Что ты видишь?

– Камень.

– Какого цвета?

– Тусклого, черного.

Он коснулся меня свободной рукой.

– А теперь какого цвета?

– Ой!

Камень больше не казался черным. Это был другой темный цвет, мне неизвестный. Я даже не смогла бы описать словами оттенок, зато я его чувствовала до рези в глазах.

Гном отпустил мою руку, и камешек снова стал тусклым и черным. жамМ вернул его в вазу к остальным и снова уселся в кресло.

– Тот камень был цвета хтан. Большинство людей неспособны различить хтан, даже если я держу их за руку. Девушка азаХ, я сомневаюсь, есть ли в тебе хотя бы капля крови великанов. Однако, моя дорогая кузина, я убежден, что один из твоих предков был гномом.

Я? Потомок гнома?

– Вот мои доводы, – пояснил жамМ. – Твои волосы отдают хтаном, как ни у одного другого человека. Когда-то вся твоя шевелюра была хтановой, еще до того, как ты глотнула того ужасного зелья. Должен сказать, ты поступила опрометчиво.

– Но…

Он поднял руку, призывая к молчанию.

– Опрометчиво. – Гном улыбнулся. – .байадх хиимайих од убэх ахоэдзаИ Глупость, случается, дает золотые побеги. Надеюсь, в твоем случае произойдет так же.

Я тоже надеялась.

– Помимо твоих волос, есть еще причины считать, что ты отчасти нашей крови. До того как ты выпила зелье, ты была шире большинства своих соплеменников. И выше тоже, что мы никак не можем поставить себе в заслугу. Однако мы можем приписать на свой счет то, что ты считаешь наше подземелье уютным. Более того, ты догадалась, как проникнуть сквозь нашу каменную завесу, хотя впервые здесь оказалась. Если быть точным, ни одному человеку до сих пор это не удавалось. Я тоже, как выяснилось, умею иллюзировать, хотя не пою.

– Но… но сэр Уэллу сказал, что я втерлась в доверие людей совсем как великан-людоед. Он еще добавил, что я и выгляжу как великан.

– Да. Я очень им недоволен. – Гном замялся. – Девушка азаХ, ты жалеешь, что произошла от гнома?

– Нет!

Хотя гномы по человеческим стандартам были уродливыми, их уродство отталкивало гораздо меньше, чем внешность великанов, – по сути, вообще не отталкивало. Точно такая же разница, как между тараканом и кузнечиком.

Я даже не говорю о том, что гномы, которые останавливались в «Пуховой перине», всегда были добры. И родителям они тоже нравились.

– Я не жалею, если я действительно отчасти гном.

– Так и есть. Подобное уже случалось прежде. Муж моей тети, к примеру, имеет родню среди людей.

Теперь было самое время спросить:

– вайдиайХ жамМ, можно мне здесь остаться?

– Неужели, кузина, ты думаешь, что мы выставим тебя отсюда?

Я снова зарыдала. Второй раз в моей жизни меня приняли как родную.

жамМ прокашлялся:

– Быть может, ты научишь нас правильно готовить остумо.

Я рассмеялась сквозь слезы:

– С радостью.

Он снова прокашлялся:

– Если быть точным, ты можешь сделать для нас гораздо больше.

Я утерла глаза.

– Да?

– Мы хотели бы послушать, как ты поешь. Я рассказывал им о твоем голосе с тех пор, как впервые его услышал. А еще я не знаю ни одной человеческой песни о нас, поэтому… не могла бы ты сочинить парочку?

Я написала родителям письмо, в котором рассказала обо всем. жамМ отдал его гонцу, а также отправил в замок Онтио двух гномов-оружейников. Демонстрируя новейшие мечи и щиты, мастера посмотрят, как воспринята новость о моей смерти и сохранила ли Иви свою былую силу.

– Можешь оставаться у нас сколько захочешь, девушка азаХ, – сказал жамМ. – Но мы должны знать, как обстоят там дела.

Я хотела попросить оружейных дел мастеров внимательнее присмотреться к Айори – скорбит ли он по мне или ему все равно. Потом я вспомнила, что это мне безразлично.

Я сочинила несколько песен о жизни в царстве гномов. Написание песен спасло меня от отчаяния и мук. Я не могла думать об Иви или Айори, не терзаясь гневом и болью. Песни писать гораздо лучше.

Свою первую песню я посвятила жамМу и тому, что он для меня значил. Песня прозвучала за ужином в банкетном зале. Я почти не волновалась. По сравнению с моим первым выступлением в замке я была спокойна, как удав. жамМ заранее пообещал, что мое пение всем понравится, и я ему верила.

Исполняя песню, я обнаружила, как гномы заливаются румянцем от смущения: кончик мясистого носа у жамМа стал фиолетовым.

В моей следующей песне говорилось о великолепии пещер, в которых жили гномы. У входа в банкетный зал, например, поднималась башня из белого камня, раз в пятнадцать выше меня. А по стенам от пола до потолка выстроились снопы тонкой соломы, вырезанной по камню.