Моргнеуморос снова пожал плечами. Кажется, он все-таки не поверил.
Лод Гвэйдеон погладил бородку, вспоминая Луну родного Каабара. В бытность послушником он любил залезать по ночам на крышу Академии и любоваться звездным небом. Снизу в это время раздавался приглушенный звон металла — престарелый лод Повседаг и другие кузнецы Ордена закаливали в лунном свете священный кереф. Тайное искусство ковки, что даже среди паладинов известно лишь немногим. Многие короли готовы были отдать половину казны за этот секрет, но Каббасиана всегда оставалась непреклонна. Орден не искал себе золота и не склонялся перед титулами.
— Прошу прощения, су… ло… Моргнеуморос, — вспомнил кое о чем лод Гвэйдеон. — Вы не будете против, если я задам вам личный вопрос?
— Давай, — чуть повернул голову мутант.
— Кто вы по происхождению? Простолюдин или дворянин?
— Крайняя плоть, ну и вопрос… — наморщил лоб Моргнеуморос. — Как-то даже… В нашей стране эта мишура отмерла задолго до войны… но вообще по происхождению я из белой кости. Это по фамилии видно. Если фамилия оканчивается на «-орос» — значит, дворянская.
— Благодарю за разъяснение, лорд Моргнеуморос, — удовлетворенно кивнул паладин. Социальный статус нового соратника наконец-то прояснился.
— Хотя на самом деле это пальцем в воздухе писано, — хмыкнул мутант. — В первые годы после отмены титулов стало очень модным менять фамилии, приписывать себе этот «-орос». Просто так — попыжиться. Чего б не побыть дворянином, если можно стало, верно? Так что сейчас человека без «-орос» найти сложно. Все мы тут как бы дворяне.
Лод Гвэйдеон озадаченно моргнул, пытаясь решить, как к этому относиться. Он с раннего детства знал, что люди делятся на благородных и простых, — и это было нормально. Попав на Землю, а затем на Рари, он узнал, что бывают места, где все люди простые, — и это выглядело не совсем правильным.
А теперь вот оказывается, что бывают и такие места, где все люди благородные. Без дворянских перстней, но тем не менее дворяне.
Что же — здесь к каждому следует обращаться «лорд»?
Зато Ванессе это показалось забавным. Она подбросила в костер еще пару поленьев и спросила:
— А на что вообще была похожа ваша страна до войны?
— Страна как страна, — пожал плечами Моргнеуморос. — Обыкновенная. Все как у всех.
— А какой там хотя бы был режим? Монархия, республика, диктатура?
— Ну, сам-то я на политику всегда клал… Режим и режим, не хуже других…
— Но все-таки?
— У нас была… постмонархия, наверное.
— А это как?
— Когда-то в стране правил король и был парламент. А потом королевскую власть отменили, остался только парламент.
— Произошла революция?
— Нет, никакой революции. Просто король в один прекрасный день снял корону и из короля стал пожизненным председателем парламента.
— Значит, республика?
— Нет, не совсем. После смерти бывшего короля председателем парламента стал его сын, потом внук… ну а до правнука дело уже не дошло — война началась. Официально у нас была парламентская республика… но при этом еще и как бы с монархом. Неофициальным.
— На диктатуру немного смахивает.
— Да нет, какая еще диктатура… Говорю же, страна как страна. Таких до войны много было.
— А сколько всего у вас было стран? Во всем мире.
— Около ста. Две самые большие — Седвавия и наша Хайгонда.
— А какая была больше?
— Седвавия. Она тоже занимала целый материк — и он был больше раза в полтора.
— Ага… А остальные страны, значит, занимали остальные три материка?
— Два. Растарика была полярным материком — согласно конвенции восемьсот пятьдесят девятого года она принадлежала всему миру и никому в отдельности. За пару лет До войны, правда, ее вопрос снова подняли… ну да это сейчас неважно. Растарика раскололась на куски. И Сабвея. И Латганака. И Седвавия. Осталась только Хайгонда…
— Вы это видели? — тихо спросила Ванесса.
— Видел. Я был там. Мы все были там, когда взорвались Врата, похоронив наш мир в облаках скони. До сих пор не понимаю, каким чудом наша бригада тогда уцелела… но нас всех изуродовало… ужасно изуродовало…
— Демонические эманации, хлынувшие из Врат, необратимо изменили ваши тела, — сухо объяснил Креол.
— Это уж вам виднее, — пожал плечами Моргнеуморос.
— А сколько вам лет, шериф? — спросила Ванесса.
— Сто сорок два. Я уже не так молод, как когда-то. А по сравнению с нынешними — вообще старикашка. Те, кто рождается сейчас, живут совсем недолго… они теперь так быстро стареют…
— И вы… майор, да?
— Майор. Командир Семнадцатого Гравистрелкового батальона.
— Ого… И много людей у вас было под началом?
— Около восьмисот. А всего в нашей бригаде было семь батальонов — Второй Пехотный, Четвертый Авиапехотный, Пятый Бронепехотный, Седьмой Артиллерийский, Десятый Танковый, Четырнадцатый Авиационный и наш Семнадцатый Гравистрелковый. Плюс еще медкорпус, научкорпус, развездкорпус и несколько рот специального назначения.
— А кто там всем командовал?
— Бригадный генерал Мадеклекорос. Хороший мужик был…
— Был?..
— Комбриг погиб во время штурма.
Ванесса подавленно замолчала. Лод Гвэйдеон склонил голову, вполголоса читая заупокойную молитву. А Креол наморщил лоб и припомнил:
— Тот здоровенный урод в доспехах… ученица, его бумажки все еще у тебя?
— Ах да, точно! — спохватилась Ванесса, доставая документы погибшего великана, — Майор, незадолго до встречи с вами на нас напал один огромный парень… Думаю, он был одним из ваших…
— Кан Ставродорос, из Б>ронепехотного… — прочел Моргнеуморос. — Не знаю такого. Своих ребят помню почти всех, а вот другие батальоны… всю бригаду разве упомнишь? Нас там тыщ десять было. Так что там стало с этим бойцом?
Ванесса рассказала, что произошло в городе Гаримда. При этом она поглядывала на Моргнеумороса с затаенной тревогой — кто знает, как он отреагирует на гибель однополчанина?
Но Моргнеуморос отреагировал спокойно. Только вздохнул и поведал, что подобное случалось с его товарищами и прежде. Нелегко сохранить рассудок, в одночасье потеряв все, что имел, — дом, родных, нормальную жизнь и даже собственное лицо, Моргнеуморос и сам пару раз становился свидетелем того, как закаленные бойцы слетали с катушек.
Ночь выдалась тихая, безветренная и очень теплая. Примерно до пяти утра Ванесса спала крепко и спокойно. А потом сквозь сон начали прорываться какие-то шорохи — тихие, но многочисленные.
Вон недовольно поморщилась и перевернулась на другой бок — шорохи никуда не исчезли. На этой стороне они слышались даже отчетливее.
