Моя маленькая гримёрная утонула в цветах. Наверное, всё, что принесли для Мачадо — не пропадать же добру! — подарили мне. Цветы чуть не выжили меня в коридор, я с трудом пробралась к моему стулу, а для пришедших поздравить меня места уже просто не осталось. А они были, эти пришедшие, за дверью толпилось довольно много народа, но я решительно захлопнула створки её, не торопясь переодеваться. Видеть кого-то сейчас мне не хотелось, я и так была переполнена переживаниями и впечатлениями.
— Анжела, — мягко сказал знакомый негромкий голос.
Странно, только что из-за закрытой двери доносился изрядно раздражавший меня шум, а тут он словно куда-то исчез. Вернее, перестал замечаться.
— Анжела, я горжусь тобой. Это лишь начало, но оно было достойным. Тебя ждёт большое будущее, постарайся не дать ему себя ослепить. И не забывай того, с чьей помощью оно стало возможным.
— Анжела! — в дверь требовательно забарабанили, и весёлый голос Корбуччи прокричал: — Анжела, вы ещё долго? Шампанское стынет!
— Какое ещё шампанское?
— Надо же отпраздновать счастливое спасение спектакля и чести нашего театра!
Ах да, верно… Праздновать мне тоже не хотелось, я слишком устала, но не разочаровывать же людей. Стоило мне открыть дверь, как раздалось приветственное многоголосое «А-а!», и меня мгновенно окружили и повлекли в зал для банкетов, где было приготовлено целое пиршество. Я, честно говоря, ожидала, что праздновать мы будем в узком кругу коллег и руководителей театра, но в зал набилась целая куча посторонних. Впрочем, это для меня они были посторонними, а все прочие были хорошо знакомы с этими любителями театра.
Празднование начал сеньор Эстевели.
— Только что я имел аудиенцию у её величества, — проникновенно сообщил он. Выдержал паузу, дав напряжению достигнуть критической точки, и провозгласил: — Её величество выразила мне свою признательность за доставленное удовольствие. Это триумф, господа, и этим триумфом мы обязаны вам, сеньорита Баррозо! Я рад, что вы работаете в нашем театре.
Я почувствовала, что неудержимо краснею. Никогда раньше мне не приходилось становиться объектом подобного чествования. А ведь это было только начало. Эстафету подхватил сеньор Риас.
— Господа, сегодня мы присутствовали при рождении новой звёздочки Королевской Оперы! От всей души желаю вам, сеньорита Баррозо, новых успехов! И не опускайте планку!
Тосты шли один за другим. Если бы я после каждого из них выпивала по бокалу вина, то к концу праздника напилась бы в стельку. Где-то около часа ночи я робко сказала, что мне вообще-то пора. Мой жалкий лепет ни на кого не произвёл впечатления, все возражения, что, мол, завтра рано вставать, дружно отмели, а сеньор Эстевели в порыве хмельной щедрости объявил, что дарит мне завтра дополнительный выходной. Ещё часа через два я засобиралась домой куда решительнее. Собравшиеся, похоже, настроились праздновать до утра, но теперь я проявила неуступчивость и заявила, что сегодня был трудный день, и я устала. Против этого возражать не приходилось, и силком меня удерживать не стали. Данным на радостях выходным я воспользовалась, чтобы отоспаться, хотя велик был соблазн прийти в театр, специально чтоб полюбоваться на помятую физиономию Энрике.
Я сама не знала, жду я ли каких-либо перемен после своего выступления. Наверное, всё-таки ждала и была бы сильно разочарована, если бы их не последовало. Но что-то сдвинулось, и мне предложили разучить партию волшебницы Лилии в «Замке снов», забрав взамен Кошку. Разумеется, я согласилась. Лилия хоть и не главная героиня, но партия более чем заметная, действующая на протяжении всего спектакля. К тому же теперь я твёрдо надеялась на Ясмин в «Жозефине». Что её будут ставить, в театре уже никто не сомневался, и теперь ждали распределения ролей. Что Жозефину заберёт себе уже вполне оправившаяся от внезапного заболевания Марсела, ясно было с самого начала, и солистки делили между собой королеву призраков и Девушку, танцующую па де де в первом акте. Неясно было также, кто станет дублёром Мачадо.
Наконец список исполнителей вывесили на стенде у входа в репетиционные залы. Я первым делом посмотрела, разумеется, на строчку Ясмин, и нашла там чужие имена. Среди Девушек меня так же не оказалось. Окончательно разочарованная, я окинула взглядом весь список, и обнаружила свою фамилию на самом верху. Меня поставили на роль Жозефины во второй состав.
* * *
— Веселее! Вы радуетесь тому, что выбрались из могильного плена, пусть и на короткий срок. А теперь — серия гран-жете[17] наискосок. Так, неплохо.
Репетицию с исполнителями главных партий вёл лично сеньор Флорес. Свои партии мы уже выучили, и теперь шла репетиция с кордебалетом. Я украдкой поглядывала на девочек, большую часть из которых я знала, с которыми, случалось, ссорилась и мирилась, сплетничала, выпивала, менялась вещами… Большая часть из них так и танцевала в массовых сценах, и останется в них надолго, если не навсегда. Только Джованина в этом году перешла в разряд корифеек, чуть приблизившись к ступеньке, на которую, во многом неожиданно для себя самой, вскочила я. Но и с ней я не здоровалась, как и она со мной, и вообще мы вели себя так, словно были вовсе незнакомы. Иногда мне хотелось послушать, что они говорят между собой обо мне, если говорят, но я подозревала, что ничего лестного не услышу.
Репетиция окончилась. Её участники стали расходиться, а сеньор Флорес подозвал меня.
— Вы прекрасно танцуете, — сказал он. — Ваша техника выше всех похвал, но вот выражение… Вы слишком скованны. Вы делаете всё, что нужно, но это лишь танец, а не игра. Что у вас было по пантомиме?
— «Удовлетворительно».
— Это чувствуется. Второй акт вы ещё можете просто танцевать, но в первом — пантомимические сцены, и вот их вы порой просто проваливаете. Поработайте над собой. Мы ещё некоторое время будем оттачивать второй акт, но вскоре перейдём к детальной разработке первого, и тогда может встать вопрос о вашем снятии с роли. Надеюсь, что до этого не дойдёт, но вам придётся потрудиться.
— Я постараюсь.
— Постарайтесь. Вы прекрасно справились с Птицей, так что вы можете, если захотите. Словом — всё в ваших руках.
Я удивлённо посмотрела на него. Мне казалось, что если я где и была скованна, так это в «Лесе», а танцуя Жозефину, я покамест так не волновалась, ведь мы ещё даже не перенесли репетиции на сцену. Но в роли Птицы пантомимы практически нет, так что, может быть, он и прав.
Энрике, помнится, уже говорил мне о чём-то подобном. И советовал постараться забыть о том, что я на сцене. Но мне этого так и не удалось. На сцене я, случалось, умирала от волнения, но даже если и нет, то играть, изображать кого-то, всегда было для меня самым сложным. «Удовлетворительно» по пантомиме я вытянула с грехом пополам, чтобы не портить окончательно свой табель, обычно же у меня оценки были куда хуже. Я всегда ужасно неловко чувствовала себя, когда приходилось по заданию учителя разыгрывать какой-нибудь этюд, а на меня в этот момент все смотрели.
