— А зачем ты сюда ходила? — растерянно поинтересовался Гера. — Не удовольствия же ради?
— Я и сама не знаю, зачем. Связи поддерживать? Да какие связи? Каждый за свой источник доходов руками и ногами держится, словно обезьяна. Ни один писатель в жизни реальному сопернику не поможет — вдруг его нафиг вытеснят и теплое местечко займут? А он его уже облежал, облежал для себя, не для протеже со стороны.
— Значит, ничего ты не потеряла?
— Потеряла. Потеряла привычный круг общения. Конечно, я в любой момент могу сюда вернуться. Как ни в чем не бывало. И никто не спросит: что это было, Ася? От ядовитых укусов дорогих коллег у наших регулярно крышу сносит. Так что нервные срывы здесь — просто показательные выступления. Мы их только что не по шестибалльной системе оцениваем. Но я не вернусь. Незачем. Эта жизнь кончилась.
— Как-то грустно звучит…
— Зато объективно! Говорят, жизнь начинается после сорока, одновременно с ревматизмом. Пусть и у меня будет не только ревматизм.
Мы помолчали.
Ловко мы с моей прошлой жизнью разобрались! — крутилось в голове. Избавились от мамули-тиранши. От знакомых-садистов, убежденных, что никуда мы от их жестокой власти не денемся. От привычной тусовки, от прежнего наполнителя моего существования, несвежего, будто кошачий лоток недельной давности. Обычно такие вещи ценятся за то, что новые заводить хлопотно. И будут ли они лучше старых — это еще бабушка надвое сказала. Одно я знаю точно, не спрашивая ничью бабушку: от тотального чувства одиночества пора избавляться. Не по чину оно мне дадено. Я не одна. У меня все есть, чтобы не морочить себе душу этой мнимой неприкаянностью.
И когда я перестану силой затаскивать себя в чисто писательское мироощущение, я и сойду с корабля Морехода.
* * *
А после освящения богоданной церкви нас забрали. Прямо с места народных торжеств. Ах, пардон, нас пригласил на званый обед зазеркальный Эдгар Гувер, шеф местной разведки, контрразведки, охранки, бюро расследований — всего подряд.
Вообще-то он еще накануне пригласил. Приглашение больше походило на предупреждение: лучше придти, ваше высочество. И привести свою доверенную особу. Только в случае добровольного сотрудничества мы можем гарантировать вам… А что, собственно, гарантировать? Можно было бы и спросить у господина Гувера или как там его: может, это мы тебе что-нибудь гарантируем? Например, жизнь и сохранность твою и твоей охранки?
Но Дубина посмотрел в серые, скучные, словно октябрьский дождь, глаза невысокого, скромного человечка — и кивнул со значением. Особенно так кивнул. По-монаршьи.
И сразу после этого объявил мне, что на торжествах мне быть необходимо. Хотя до этого даже вопроса не возникало, где мне быть. Вдали от каких бы то ни было скоплений народа. Чтоб ни мне проблем не нажить, ни скоплениям.
Все оттого, что здорово я с тем живучим «жучком» прокололась. Думала, он помрет, как только ламию увидит. А он не только не помер, но и здравый рассудок сохранил. То есть меня опознали в качестве телесного воплощения демона, изъявшего жизнь из их величества самым непристойным образом. И теперь остается нам с Дубиной ждать, как система безопасности отреагирует на вопиющую связь принца с бесовкой.
Нормально отреагировала. Подослав к нам этого мистера-мессира Гувера, которого на самом деле звали иначе. И мне пришлось приложить немалую толику усилий, чтобы запомнить и имя, и лицо господина… э-э-э… Морока? Ну и имечко для шефа разведки…
Мессир Морок, как выяснилось, проживал здесь же, в королевском дворце (а где ж еще?), в апартаментах, которые по достоинству можно было назвать… слабоукрашенными. Не до роскоши, видать, было мессиру. Потому как был он трудоголик и был он властолюб.
— Думаю, ваше высочество, рано или поздно мы с вами поняли бы друг друга, — гудел его бархатный баритон. Почему-то шпионы и высокопоставленные чиновники часто обладают бархатными баритонами. Профессиональное это у них, что ли? Чтоб охмуряемый быстрее расслаблялся и делал, что было велено? — Хотя вы, конечно, человек молодой, горячий, но как бы вам это сказать…
— А вот так и скажите, — перебила я господина Морока, положив вилку на блюдо со звуком, самым скверным образом напоминающим звяканье клинка о клинок. — Скажите, что вы давно и тщательно планировали убийство его величества, замаскированное под несчастный случай, что выжидали подходящего момента, что их высочество принц Шарль вам кажется наилучшей кандидатурой для воцарения на престоле, поэтому их высочеству принцу Эркюлю вы советуете убираться подобру-поздорову вместе со всеми их магическими штучками и неподобающими спутницами…
Морок замер — но не дольше, чем на полсекунды, разглядывая меня посвежевшими глазами. Посмотрел-посмотрел, да и продолжил, обращаясь уже не только к Дубине, но и ко мне, ведьме-растлительнице:
— Не спорю, вы предприняли отчаянный шаг — и, разумеется, не в слепом стремлении к трону…
— Ну отчего ж «разумеется», Морок? — лениво тянет Геркулес, поигрывая ножичком. Скверная привычка, приобретенная их высочеством в далеких странствиях — играть с едой. И в ножички. — Могу я, например, решить, что братец мой… Ах, да, НАШ братец не больно-то подходит для управления страной, стоящей на грани войны? Последней войны для нашего государства, Морок, уж поверьте.
— О какой войне изволите говорить? — вцепляется Морок в самую важную информацию, оставляя садистские намеки их высочества за кадром.
— А вы как думаете? — прозрачно улыбается Геркулес. — К кому папенька недавно ездил, месяц как вернулся? Кого из соседей он любит пуще себя, сыновей своих и королевства своего?
— Мне ничего не докладывали… — бормочет Морок, вскакивает из-за стола и принимается расхаживать по комнате, не слишком нервозно, скорее уж сосредоточенно, — не докладывали, а зря… Значит, не так уж гладко он прошел, визит этот…
— Сказать вам, Морок, еще кое-что? — холодно заявляю я, намеренно опустив обращение «мессир». — Война начнется не позже, чем через полгода. И будь король жив, хрен бы вы что изменили, невзирая на наличие или отсутствие докладов. Я даже больше вам скажу, Морок, хоть вы своим отношением к моей персоне этого и не заслужили: никакой компромат, собранный вами на короля или на Дуби… на Эркюля, не подействует. Вернее, уже не подействовал.
Шеф разведки-охранки смотрит на меня требовательно. И вопросов уже не задает. Видит же, что я заговорила и буду говорить, пока это доставляет мне удовольствие. Клиент разболтался, важно использовать его состояние на полную катушку. Будь я в опасности, один такой взгляд заставил бы меня закрыть шлюз и ограничить поток информации.
