Потому падение молодого кронпринца со взбесившейся кобылы пять лет тому назад жители Стокгольма посчитали карой небес, хотя несчастную лошадь французы убили. Но вот ее шведы не винили — ни одно уважающее себя существо женского рода не позволит ездить на себе самцу, что в своем поведении уподобился самкой в брачных играх.
Такие выверты поведения всегда осуждаемы!
«Да, вот и не верь в шаманские снадобья степняков, что за тысячелетия лошадиную породу изучили вдоль и поперек. В Тайной экспедиции к делам такого рода стали подходить серьезно, нужно будет во всех спецслужбах такой подход всячески насаждать».
Иван Антонович посмотрел на канцлера, и тот понял взгляд своего императора правильно. И негромко заговорил, стараясь, чтобы его услышал только монарх и никто более.
— Государь, я встретился с рекомыми персонами на берегу Дуная и всю ночь мы вели переговоры. Встречу охраняли наши гусары, которые оцепили место. Все скрывали свои лица, выходя из домика — я опасался венских подсылов, которые могли быть там где-то рядом.
Остерман проводил тайные переговоры с представителями венгерской знати в Добрудже, и лишь потом выехал в Константинополь — присутствие канцлера было необходимо для проводимых торжеств. И тем самым отводилось внимание от приготовлений прусского короля Фридриха и его польского коллеги Станислава Августа, поддержанных саксонским курфюрстом, к войне с Австрией, которая должна была грянуть из-за разногласий претендентов на неожиданно опустевший баварский трон, из-за чего конфликт разгорелся раньше на четыре года.
«Вовремя помер Максимилиан — и я тут почти не причем — нашлись доброжелатели, которых нужно было использовать. Благо для Англии началась веселая кутерьма в Новом Свете — после «бостонского чаепития» пошла настоящая война. Теперь Лондону стало не до разборок в Европе, но по давней памяти британцы поддержат Пруссию. Для нас это очень хорошо — Вена окажется в полной изоляции — мой брат Иосиф заигрался, и хорошо понимаю как «маменьке» горестно».
— Заговорщики постараются сделать все, чтобы венгры не стали выступать на стороне австрийцев, но потребовали значительных компенсаций за потерю владений, если их завоюют галицийцы или сербы, которых они считают вашими подданными!
— Каких, Иван Андреевич?
— За уступку Словакии Галицийскому королевству и значительной части Воеводины сербам, все валашские княжества остаются у них, а Россия должна предоставить полное право на Молдавию, которую я им предложил как компенсацию за Банат, Срем и часть Бачки.
— Вы правильно сделали, Иван Андреевич — это была разменная монета в политической игре.
— Теперь я понимаю, государь, почему вы не объявляли себя великим князем молдавским, или господарем.
— Зачем мне она нужна? Венгры просили Добруджу?
— Да, ваше императорское величество, причем настойчиво — им нужен выход к морю. Я гарантировал свободу торговли, но от передачи Добруджи отказался — они удовлетворились Молдавией.
— Вы сделали совершенно правильно — со временем эти земли будут заселены нашими переселенцами и болгарами. Если венгры не станут помогать австрийцев, то Габсбургская монархия потерпит полный крах.
— Венгры со времен графов Ракоци и Текели, что возглавлял мятежных курцев, полвека ждут освобождения от деспотии австрийцев, ваше императорское величество. Но если сама Мария-Терезия им очень признательна за победную войну, что шла «за австрийское наследство», то ее сын император Иосиф теперь всячески притесняет и отбирает дарованные венграм матерью привилегии и права.
Остерман сощурил глаза, нахмурился, но тут же вернул себе прежнее спокойствие.
— Венгры полагают, что с его воцарением их страну не ждет ничего хорошего — а выпавший момент очень удобный. И еще — я уловил в разговорах, что они очень бояться войны с вашим императорским величеством, и не очень верят тому, что на стороне Фридриха выступят лишь царь Стефан с венецианцами, и галичане с литвинами.
— Я бы на их месте тоже опасался, Иван Андреевич, прекрасно знаю, как о моей особе говорят в приемных европейских дворцов. Действительно — вначале долго работаешь на репутацию, зато потом репутация начинает работать на тебя. Так что все правильно — если тебя не просто боятся, а до дрожи, то, значит, уважают!
— Вы совершенно правы, государь! Репутация — великое дело, она у вас совершенно заслужена!
— Не льстите, Иван Андреевич, только с вашей помощью!
Император взглянул на фыркающего канцлера и они разразились задорным смехом…
Глава 3
Константинополь
Императрица Всероссийская и Византийская
Софья Федоровна
вечер 4 июля 1774 года
— Любовь моя, ты постоянно чем-то занят, я еще не видела тебя бездельником. Ты у меня самый лучший на свете, ты благородный кабальеро, что являлся ко мне в снах…
Чуть слышно произнесла Мария Хосефа, наблюдая тайком за супругом. Так она делала постоянно, когда Хайме разрешал ей посидеть на диване в своем кабинете в Петербурге. Но при этом сама делала вид, что читает, переворачивая время от времени страницы.
И вспоминала свою жизнь — первую часть очень длинную и тягостную, а вторую, после замужества — счастливую и быструю, хотя поначалу думала, что все будет наоборот.
С рождения ее готовили к занятию трона — принцесса Неаполитанская и Сицилийская, инфанта Испанская, она старшая дочь у родителей — и то потому, что первые трое детей умерли. Однако младшую на год сестру Марию-Луизу выдали девять лет тому назад замуж за великого герцога Тосканского, эрцгерцога австрийского Леопольда.
Самой инфанте Хосефе в супруги порочили французского короля Людовика, пятнадцатого этого имени, потерявшего свою первую супругу, дочь польского короля Марию Лещинскую. Но престарелый монарх, который был старше ее на целых 38 лет, отказался от брака, ссылаясь на свой преклонный для жениха возраст.
Но для девушки, что уже считалась «старой девой» (ей шел 21-й год) это был удар страшной силы. Оставалась для нее только одна дорога — принять постриг в монастыре, ибо вторая партия замужества должна быть по статусу никак не ниже, чем первая — а кто сравнится с королями блистательной Франции?!
Однако отец, горячо любивший свою супругу Марию-Амалию (после ее смерти не пожелал, не только жениться снова, но и заводить любовницу), немецкую принцессу из славного и древнего рода Веттинов, не хотел такую судьбу для своей дочери.
И оставил ее жить во дворце Эскориале, где она тихо грустила, оплакивая умершую от туберкулеза матушку.
И тут последовало неожиданное предложение — император далекой заснеженной России предложил свою кандидатуру в мужья. Иоанн Антонович, третий своего имени, был не менее значимой фигурой, чем французский Луи, и к тому же всего на четыре года старше Хосефы. А за своего младшего брата еще раньше удачно сосватал португальскую принцессу, а сестру выдал замуж за прусского кронпринца.
Эти три обстоятельства и сыграли свою роль — Хосефа решила выйти замуж за русского монарха, хотя отец ее не только не неволил, но даже отговаривал, приводя два довода. В России всегда холодно и полгода лежат белые снега и лед, как в горах. А сам избранник является императором всего два года, а до того всю свою жизнь просидел в тюрьме, как знаменитая «железная маска» Бастилии, и вряд ли мог получить там достойное образование и хорошие манеры.
Однако прибывший отец императора, принц Ульрих Брауншвейгский, тоже освобожденный из тюрьмы, произвел на короля и инфанту благожелательное впечатление — истинный аристократ, потомок древнего знаменитого германского рода «волков», связанный родственными узами со многими королевскими фамилиями.
Хосефа думала три дня, но любопытство одолело девушку, и она решилась на отчаянный поступок, приняв предложение от русского монарха. Смена католичества на православие ее не испугало — все же отношения между двумя ветвями христианства перестали быть настолько напряженными, что дело доходило до войн.
