У МЕНЯ ЕСТЬ КАТЕНОК И Я БУДУ УЧИЦА СКАЗАЛ ПАПА И НАДЕЮСЬ МАМА ЗДОРОВА И ПРИВЕТ ДЕДУШКЕ И УЛЬВХЕДИНУ И ВСЕМ ДРУГИМ ПИСАЛ МАМИН СЫН ДАНИЭЛЬ
Все письмо помещалось в верхней части листа, как имеют обыкновение писать дети. Веселое в начале, грустное — в конце.
Ингрид очень дорожила этими письмами.
Ее жизнь сложилась на диво удачно. Через два года после отъезда Даниэля она вышла замуж за коллегу Дана в Кристиании. Он был всего лишь бедный студент, но, женившись на Ингрид, стал хозяином Гростенсхольма. Правда, с тем условием, что в свое время имение перейдет по наследству Даниэлю.
Ингрид с мужем съездили в Швецию и некоторое время гостили в Мёрбю. Радость свидания с сыном превзошла все ожидания. Ингрид больше не кашляла, она совершенно поправилась, однако Альв был по-прежнему болен, у него болела грудь, и случались приступы удушья, так что забрать Даниэля домой Ингрид еще не решалась. Но мальчику хорошо жилось в Швеции, и от Норвегии она была не так уж далеко, особенно для тех, кто хотел повидать близких, как сказала когда-то Маделейн.
В Элистранде чахоткой не заболел никто. У Йона и Брони родился сын, его назвали Ульвом. Марина и Тристан были живы и здоровы, Марина стала бабушкой, а ее муж, Тристан, — прадедушкой одному и тому же ребенку. Все было так запутано, что никто и не пытался разобраться в их сложных родственных связях.
Ингрид так же, как и Ульвхедин, никогда не проявляла своих особых способностей. Но иногда их обоих одолевало желание испытать свои силы в колдовстве, тогда они встречались в старом доме в Линде-аллее и творили что-нибудь из тех снадобий и орудий магии, составлявших драгоценное наследство Людей Льда. Правда об этом никто не знал. Не рассказала Ингрид об этих опытах и в Мёрбю. Например, однажды они сделали куклу, как две капли воды похожую на одну сварливую крестьянку, которая во всеуслышание порочила Ингрид, — крестьянка потом долго мучилась зубной болью. Или о средстве, которое они давали коровам в Гростенсхольме и Элистранде, отчего те лучше доились. Но к приворотным средствам они больше не притрагивались. Они были счастливы и без них. Ульвхедин со своей Элисой и Ингрид со своим Эрнстом, так звали молодого веселого студента, за которого она вышла замуж.
Годы шли. Даниэлю стукнуло двенадцать, и он начал учиться в школе в Уппсале. Это была подготовительная школа перед университетом. Даниэль был умный и весьма одаренный мальчик, но не гениальный, как надеялись Ингрид и Дан. И Виллему тоже. Она боготворила правнука и делала все, чтобы испортить его характер. К счастью, он был более разумный, чем его прабабушка.
У Габриэла Оксенштерна из замка Мёрбю, с которым всегда так тесно были связаны Линды из рода Люден Льда, было четырнадцать детей. В живых осталось только пятеро — четыре дочери и один сын, Ёран.
Ёран выбрал военную стезю, в качестве прапорщика он принимал участие в походе против Норвегии и в 1718 году был во Фредриксхалде, когда там застрелили шведского короля Карла XII. Ёран Оксенштерн сыграет потом важную роль в жизни Дана и Даниэля, но пока об этом еще никто не ведал.
В конце зимы 1730 года Виллему проснулась, как обычно, рядом с Домиником.
— Ага, — весело проговорила она. — Просыпайся, соня! Сегодня я проснулась раньше тебя!
Обычно было наоборот, Доминик, как и многие люди его возраста, вставал очень рано.
Она потрепала его седые волосы.
— Вставай, лежебока, полдня проспал!
Вдруг она заметила, что лицо у Доминика совсем белое, белее его волос. Она осторожно прикоснулась к его щеке. Щека была ледяная.
У Виллему задрожал подбородок.
— Нет, нет… Мы… — беспомощно всхлипнула она и закричала: — Тенгель! Сигрид! На помощь!
Все немедленно прибежали на зов и сразу же приступили к исполнению печального обряда. Потрясенные не меньше, чем Виллему, они тем не менее знали, что делать. Сначала в спальне было многолюдно: одни приходили, другие уходили, но вот наконец Виллему осталась одна. Она по-прежнему сидела на своей половине кровати, уронив руки на колени.
— Ведь мы договорились, что умрем вместе, — растерянно повторяла она. — Мы должны были умереть в один день!
Ничего другого никто от нее не слышал. Она произносила только эти слова.
Маделейн и Сигрид помогли ей надеть капот и домашние туфли, а потом — спуститься в гостиную. Там им пришлось оставить ее одну и заняться своими делами.
— Доминик, — шептала Виллему. — Как ты мог так поступить? Почему не подождал меня? Ведь ты обещал не умирать без меня!
Виллему требовала слишком многого. Ей было семьдесят четыре года, тогда как Доминику уже исполнилось семьдесят восемь. Кто-то сказал ей:
— Он умер такой легкой смертью!
Виллему отрешенно кивнула. Ее заставляли есть. Она поднималась наверх и снова спускалась вниз, с кем-то разговаривала, вернее разговаривали с ней, она же твердила свое: они с Домиником поклялись друг другу, что умрут в один день, и вот этот обманщик нарушил клятву!
Пришел пастор, он высказал ей свое сочувствие, но Виллему не обратила на него внимания. Наконец, ночью все отправились на покой.
Доминика в спальне уже не было. Его унесли. Виллему не захотела ложиться. Сказала, что посидит еще немного. Ее оставили в покое — пусть делает, как хочет, и она устроилась в большом удобном кресле, в котором Доминик любил читать перед сном. Дверь на всякий случай осталась открытой — вдруг ей что-нибудь понадобится.
Все были внимательны к Виллему, но не разделяли ее недоумения. Как же так, она живет, а Доминик уже мертв?
В доме все стихло.
Может, он сейчас в Норвегии? Может, его душа летит в Гростенсхольм, туда, где был дом всех Людей Льда?
Или в Элистранд, где она когда-то показала ему свою комнату? Где поняла, что любит его?
Почему так холодно? Луна освещала грязный весенний снег.
Неужели она вышла из дома?
Да. Охотничий павильон остался у нее за спиной. Больше ей там нечего делать, потому что там нет Доминика.
Ей надо в Норвегию. Он, безусловно, там. И ждет ее. Просто ему пришлось отправиться туда заранее. А теперь она пойдет туда за ним.
Маленькая, хрупкая, в темном капоте, она шла через поле, покрытое мокрым, липким снегом. Она смутно помнила, как осторожно выскользнула из дому, пройдя мимо двери Тенгеля и Сигрид, стараясь ступать как можно бесшумнее. Должны же они понять, что ей надо к Доминику!
Входная дверь, к счастью, даже не скрипнула. Никто не видел и не слышал, как она ушла.
Норвегия находилась на западе. Вдоль дороги тянулись бесконечные луга и поля — Уппландская равнина. Пока ей ничто не угрожало, до опасных лесов было еще далеко.
Однако таким, как они с Домиником, избранным из рода Людей Льда, всегда везло. Все будет хорошо.
