— За принца, за собственного отца, за всю страну, — кричала Лара, стуча кольцом. — Потому что ты Макабрин! А Макабрин служит только самому сильному! Макабрин не стесняется брать самое лучшее! Макабрин всегда ставит себя на первое место, всегда и во всем, даже когда служит сильнейшему. Они всегда такие были, они и сейчас, черт их дери, не изменились. Так! Все по местам! Продолжаем! Барто, не спи там, Аланта, ты молодец, но не расслабляйся. Эстеве, на позицию, Бресс, давай вступление. И-и, раз, два, три, клац, клац, клац…
Танцовщик еще раз беспомощно оглянулся, натолкнулся на жесткий взгляд Кресты и вдруг распрямился, вздернул голову, в единый миг превращаясь в рыцаря и воина.
Эстеве снова подошел к принцессе, взял ее за руки, улыбнулся. Свет лился сверху, серебряный, неподвижный, как лунный луч.
— Па-ашли мятежные лорды!
Рокот струн, нарастающий грохот каблуков.
— Аааай! — отчаянный вскрик в непроглядной темноте.
Эстеве, выпустив руки молодой жены, в два легких прыжка вылетел на середину пандуса, словно приглашая гостей порадоваться вместе с ним.
— Ааааай! — в голосе декламатора рвется предчувствие боли. Он уже ранен, но еще не понял этого.
Тишина, только грохочут каблуки, отбивая сложный ритм.
Вот мятежные лорды по ступеням поднимаются к пандусу. Вот они отделяют принца от любимой черной стеной.
Эстеве танцует, светлый, радостный, сияющий. Кордебалет для него — гости на свадьбе, которые приехали разделить его радость. И Альба — первый его друг и соратник, надежное плечо, нерушимая поддержка.
Вот он вышагнул из плотной толпы, вот раскрыл объятия, поздравляя. Принц улыбается и ему.
Грохот каблуков стихает на миг, потом взрывается с новой силой — но теперь в его звучании угроза, бой боевых барабанов, стук конских копыт, хруст пробитых щитов.
— Аааай! Сокол белый
Мне в грудь ударил!
Аааай! Зазвенело
Клинком о камень…
Принц вспыхивает серебряным огнем, мечется, пытается пробиться к Летте, но всякий раз на пути оказывается Альба.
Преграда. Нерушимая.
Идем со мной, говорит его танец. Ты будешь нашим знаменем. Ты будешь нашим королем. Ты поведешь нас.
Все громче, все неистовей грохот каблуков.
— Крыльями небо застит,
Ломая перья.
Белый, как соль морская,
Как зимний берег.
Зачем ты ко мне примчался,
С руки отцовой.
Белый, как пламя, сокол,
Как бред бессонный.
Пропусти!
Нет.
Прошу тебя.
Нет.
И принц ударяется о верного друга, как о каменную стену.
Его отшвыривает, с силой, как от удара, спиной вперед, на самый край сцены, туда, где сияет огнями рампа.
Он неловко и жалко взмахивает руками, пытаясь хотя бы удержаться на краю пропасти.
Альба, который только что гнал его как гончая — оленя, как убийца — жертву, останавливается и медленно, торжественно преклоняет колено.
Мой государь…
Тишина.
Вслед за ним опускаются все лорды, почтительно, покорно приветствуя своего нового короля.
За ними видна одинокая фигурка Летты. Ее окружает темнота.
Энери молча смотрит на преклонившихся перед ним вассалов и бессильно опускает руки.
— Зачем же в небе высоком
Летел ты столько?
Хочешь воды, мой сокол,
Как слезы, горькой…
— Благодарю, всем спасибо. Молодцы. — Лара поднялась из-за своего столика, посмотрела на часы. — Перерыв тридцать минут, потом работаем восьмую сцену.
— Лара, — начал Рамиро. — Я только спросить хотел…
Она взглянула на него, как на пустое место, взяла со столика исчерканный сценарий, сумочку и прошла мимо, по проходу, к дверям.
На локоть легла отягченная перстнями птичья лапа.
— Раро, — сказала Креста. Густо подведенные ее глаза сухо блестели, как антрацит. — Десире так и не нашли, знаешь. Ты слышал обращение короля?
— Нет. Какое обращение?
— С утра передают. Каждый час. Ты бы хоть радио включал.
Рамиро не стал объяснять, что проспал утром, так как заглотал целую горсть таблеток, выданную в травмпункте.
— Тебя сильно покалечил… этот, твой?..
— Да нет, я в порядке.
Креста покачала головой.
— Бедные дети, — сказала она. — Бедная Лара. Не знаю, на чем она держится. Ты видел, как она работает? Позвони господину Дню, пожалуйста, Раро.
— Конечно, Креста.
— Держи меня в курсе.
Он заверил, что сделает все возможное, и пошел искать телефон.
* * *
Сначала она подумала, что взорвался пол. Грохот, полетело каменное крошево. Светлая тень взвилась из неровного пролома и кинулась на профессора. Так прыгает кот на зазевавшуюся добычу. Мгновение, и они покатились по полу, сцепившись. Амарела почувствовала головокружение, отступила к стене. Она ничего не пила и не ела почти сутки. Воду ей перекрыли еще вчера — Энриго опасался оставлять видимые следы принуждения, а так — особенно не ограничивал себя.
Флавен извернулся, подмял незнакомца под себя и надавил локтем на шею. На лбу от напряжения вздулись жилы. С пришельца слетел платок, прикрывавший светлые волосы с металлическим отблеском.
Герейн? Алисан? Похоже, у нее бред из-за сотрясения мозга.
— Рейна, идите скорее сюда, — позвали из пролома.
Хавьер. Пыльный, встрепанный и замученный. Выглядит даже хуже, чем, наверное, она сама.
Точно бред.
— Идите, пожалуйста.
Листок с письмом и ее подписью валялся на полу. Рядом, хрипя, катались два мужика, ломали другу другу ребра. Она нагнулась и подняла бумагу.
"Настоящим прошу совет Ста Семей расположить на территории Марген дель Сур подразделения особого назначения, по причине тяжелой политической обстановки и прямой угрозы со стороны властей Дара…"
Что за черт! Она только что видела совсем другой текст. Вот она, ее подпись.
— Каррахо!
Она изорвала документ, размахнулась и изо всех сил пнула в висок благообразного профессора, который с редкостной сноровкой душил нежданного спасителя.
Флавен обмяк на секунду, незнакомец выкрутился из захвата, перекатился, безжалостно заломил противнику руку. Снова мелькнули сияющие пряди — вихрем. На щеке царапина, в глазах яростный блеск расплавленной серебряной амальгамы. Нечеловеческая, невозможная скорость движений. Человек не может течь, как ртуть, избегая жестоких, точных болевых приемов — в глаза, в горло, в солнечное сплетение…
Все мимо.
Дикий лесной кот.
Черт, да они оба — не люди.
Она стояла, как идиотка, и пялилась.
— Рейна, прошу, уходим.
Серебряный вскочил на ноги, увлекая за собой противника и, не прилагая никаких усилий, швырнул его в стену. Брызнула штукатурка.