Дракон тоже не спал, и это начинало на нем сказываться. Особенно это было заметно, когда он превращался обратно в дракона и плыл рядом с лодкой, иногда подталкивая ее. Бирюзовая чешуя словно поблекла, отросшие заново усы уныло повисли, глаза утратили блеск. Он купался все реже и реже, пока наконец не перестал вылезать из лодки совсем, часами неподвижно просиживая на корме в облике старого кхитайца, уставясь в море невидящими глазами.
Дни шли, а острова все не появлялись. Засыпая и просыпаясь, Конан видел одну и ту же картину: бескрайние синие волны и сгорбленная, нахохлившаяся фигурка на корме. То, что подходили к концу запасы еды, не слишком волновало киммерийца, море так и кишело всякой съедобной живностью, куда большей бедой было то, что кончалась пресная вода.
В мешке киммерийца, засунутом в самый дальний угол под скамью на корме, по-прежнему лежала бутыль драгоценного вина. Но, оглядывая большой ряд кувшинов, из которых только два оставались полными, Конан даже не вспоминал об этом лакомом кусочке. Он еще не терял надежды рано или поздно оказаться на Краю Света.
На утро десятого дня пути Конан, проснувшись, увидел, что дракон совсем плох. Даже в человечьем обличье он теперь выглядел так, словно его не один год морили голодом в стигийских подземельях. Он постарел, сгорбился и даже немного усох. Глаза его, в черных кругах опухших век, были мутны и бессмысленны. За рулем он, кажется, не следил вовсе.
Пройдя от носа до кормы, киммериец подобрал трех залетевших в лодку за ночь рыб и, ошкурив их и выпоторошив, высосал влагу. Есть ему не хотелось — по крайней мере, рыбу.
— Все бы сейчас отдал за хороший кусок мяса, — пробормотал Конан. Он поднял глаза, соображая время и погоду…
И увидел птицу. Большую черную птицу, похожую на баклана. Она кружила на узких, чуть согнутых крыльях, исполняя свой бесконечный ритуальный танец — вверх, к небу, и вниз, к морю, и снова вверх.
Сердце киммерийца бешено забилось. Эта птица не летела куда-то через океан, она охотилась. Это означало, что где-то впереди есть земля. Это мог быть даже не остров, а просто торчащая из моря скала, пригодная лишь для птичьих поселений. Но все же это была земля!
Приглядевшись, Конан различил на горизонте сероватое облако. Его белые, с розоватыми краями собратья, таявшие под лучами встающего солнца, бежали на восток дружной вереницей, а оно, единственное, стояло неподвижно. Конану уже приходилось видеть такие облака на море Вилайет. Это означало остров, и остров не маленький. Опомнившись от столбняка, киммериец принялся тормошить дракона.
— Эй, очнись! Очнись, бирюзовая шкура! Не твой ли остров виднеется вон там?
— Не мой, — равнодушно отозвался дракон, даже не пошевельнувшись. — Мой я почувствовал бы задолго до первых птиц. Нас, видимо, увлек край течения, который сносит корабли в Мертвое море. Я отсюда чую запах гнилых водорослей, значит, до его бурых зарослей день или два пути. А это — остров из близких к материку My. Но теперь это все равно, потому что сегодня вечером я умру.
— Так что ж ты расселся, как статуя Рудры в божественной медитации? — разозлился Конан. — Правь туда, до вечера еще целый день!
Аридо поднял на него тусклые глаза:
— А что изменится за этот день? Даже если не зайдет солнце — а я сомневаюсь, что оно задержит ради меня свое шествие — я от этого не засну. Можно еще остановить время — но и я, и ты остановимся вместе с ним. Для меня выхода нет. Правь туда, если хочешь. Мне все равно.
По виду его каждый бы сказал то же самое. Не будь он так царствен в своем спокойном ожидании конца, киммериец дал бы ему хорошего пинка, чтобы не распускал сопли. Но какой смысл лупить по шее истукана? Только руки отобьешь.
— Вот заладил, — проворчал Конан. — А ну, пересядь. Если я наконец поем как следует, может, чего придумаю. Так что сотвори-ка нам ветер, если еще можешь.
На это дракон лишь еле заметно пожал плечами.
С запада потянуло ветром, тучи быстрее побежали по небу. Обвисший парус ожил и ударил Конана по руке вырвавшимся углом с вшитым железным кольцом. Киммериец наладил парус, поймал ветер и сел на руль, правя прямо на облако, все еще стоящее в небе.
Солнце поднималось все выше, облака начали редеть и вскоре исчезли совсем, исчезло и облако над островом. Конан правил теперь на бесчисленные стаи птиц, кружащие в небе. Так плыли они до полудня, не переговариваясь и почти не шевелясь. Наконец дракон, сидевший на носу, резко обернулся. На лице его было написано беспокойство.
— Там люди, — сказал он. — Это может быть опасно. Что мы им скажем, если встретим?
— Правду, Нергал меня разбери! — процедил сквозь зубы киммериец. Он проклинал тот день и час, когда навязал себе это трусливое созданье. Надо же, быть таким магом и так бояться людей! Как будто все они только и мечтают, что завести себе собственного дракона, и день и ночь караулят у моря с флейтой наготове!
Впрочем, на этот раз дракону следовало опасаться не только флейты. Если остров принадлежит потомкам атлантов, детей рода Южного Ветра, то его защищает от непрошеных гостей Рорта, Небесная Секира. Перед ней не устоит даже шкура дракона, а дух древнего оружия может перенести своего властителя в единый миг на сотни дней пути… Но Конан надеялся, что если уж дойдет до драки, ему будет чем остановить Рорту.
Он на мгновение закрыл глаза и словно перенесся в вонючий каменный мешок стигийской крепости. Перед ним в воздухе парит огромная секира, а клекочущий голос духа звенит в голове: «Твоя кровь для меня — священна. Великий кователь наложил на меня заклятие служить потомкам Гидаллы, не предавая их, не оборачиваясь против них, попав в чужие руки…» Каким образом киммерийцы оказались родственны исчезнувшим атлантам, Конан так и не уяснил, но запомнил слова духа, чьи призрачные глаза горели синим неукротимым огнем его племени. Нет, Рорта не сможет убить его. А если ему дадут вставить хоть слово, может, и дракон останется жив и невредим.
— Мы скажем им правду, — повторил Конан. — Кроме того, что ты — дракон. Хотя от Рорты утаиться не выйдет… Ну, поглядим.
Аридо оказался прав: вскоре вода вокруг побурела от водорослей, правда, не таких густых и длинных, как те, в которые Конану уже доводилось попадать в этих водах. К тому же эти заполняли лишь воду, не вылезая наверх грязно-зелеными джунглями.
— Мертвое море… — проговорил киммериец, глядя на то, как птицы ловко вылавливают из бурых зарослей маленьких вертких рыбок. — Не такое уж оно и мертвое. Встряхнись, приятель, может, нас здесь ожидает горячий ужин и хорошенькие девчонки!
Обычно Аридо хотя бы саркастически усмехался на такие слова, но сейчас даже не пошевельнулся. Похоже, ящер и в самом деле нынче собрался подыхать, подумал Конан. Ну уж нет, плавучее бревно, не для того я тащил тебя через все моря!
