— Все равно, господин, вам следует проявить осторожность.
Глаза за прорезью шлема чуть сузились, а голос властителя стал обманчиво мягок:
— Ты осмеливаешься давать мне советы, Перегриф?
Перегриф знал, что единственный промах, который Химнет никогда не прощал своим советникам, — это нерешительность, поэтому не медлил с ответом:
— Нет, господин. Лишь неизменная забота о вашем благополучии заставила меня высказать свое мнение.
— Ладно, хорошо. Благие намерения заслуживают одобрения.
Голос повелителя стал обычным, зловещее равнодушие ушло из него, и Перегриф перестал дрожать.
— Осторожность — не та вещь, которая способна облегчить мое бремя, Перегриф. — Правитель Эль-Ларимара отошел от окна и направился к выходу. — Все дело в доверии. — Рука в железной перчатке махнула в сторону двери. Пальцы у правителя были толще и короче, чем у обычного человека. — Пойдем на смотр, а то мои воины заскучают.
Слуги, которые встречались им на пути, при виде правителя бросали свои занятия и падали ниц. Химнет считал себя требовательным, но справедливым хозяином, и при каждом удобном случае старался проявить это свое качество. А таких случаев было много.
Две служанки болтали между собой и имели несчастье не заметить его приближения. Химнет знаком велел Перегрифу вести себя тихо и неслышно подкрался к болтушкам. Наконец одна из них то ли заметила хозяина, то ли почувствовала его присутствие. Она обернулась и прежде, чем упасть в обморок, позволила себе издать душераздирающий вопль. Подруга едва успела ее подхватить.
Химнет счел это чрезвычайно забавным. Он потрепал потерявшую сознание служанку по волосам.
— Дай ей немного вина, — приказал он ее подруге. — Когда придет в себя, скажи, что я не разгневался. Падение в обморок может быть расценено как оригинальная форма поклона.
— Да-а-а, господин…
Перепуганная служанка попыталась одновременно поклониться и удержать подругу. В результате обе повалились на пол. Химнет рассмеялся. Этот смех многие слуги считали более страшным, чем вспышка гнева.
— Замечательно, когда тебе пытаются воздать почести. Ты не находишь, Перегриф?
— Да, господин, — ответил генерал, изобразив на лице скромную улыбку, уместную к случаю.
Более никаких задержек на их пути не случилось. Выйдя из дворца, они словно вступили в другой роскошный чертог — природный. Дни стояли погожие, Эль-Ларимар вообще славился хорошей погодой. От подножия горы, к которой прилепился замок, в трех направлениях раскинулись город, гавань и океан; и всей этой гармонией, всей красотой единолично владел Химнет Одержимый.
Перед крепостью в три шеренги была выстроена гвардия — кавалерийский полк, не относящийся ни к королевской армии, ни к полиции. Едва высокая фигура правителя возникла в воротах, приветственно запели трубы, ударили барабаны.
В сопровождении Перегрифа Химнет зашагал к первой линии, но генерал, глядя на своего господина, не мог отделаться от ощущения, что мысли правителя витают где-то весьма далеко.
Кожаные сапоги крепко упирались в стальные стремена. Спины прямые, броня начищена до блеска, забрала подняты и закреплены в таком положении. Это были лучшие воины Эль-Ларимара. Они замерли как изваяния, даже их скакуны в присутствии главнокомандующего стояли как вкопанные. Правда, некоторые все же осмеливались встряхивать головой, а какой-то конь переступил копытами. Но эти нарушения Химнет прощал: лошадь есть лошадь, что с нее взять!
До недавнего времени проведение смотров Химнет обычно поручал генералу или какому-нибудь еще более низкому чину, но с недавних пор решил лично осуществлять проверки. Появление человека, за которого они поклялись отдать жизнь, благотворно действовало на солдат. Благотворно, а иногда и весьма поучительно.
Замечал ли Перегриф, как смотрят солдаты на своего повелителя? Обращал ли он, такой проницательный, внимание на смесь страха и уважения, которые читались в их взглядах, когда Химнет проходил перед строем? Несмотря на то что гвардейцы сидели на лошадях, глаза Химнета Одержимого были почти на одном уровне с их глазами: он был очень высокого роста. Но никто не решался встретиться с ним взглядом. Так и должно быть! Ни в коем случае нельзя дозволять солдатам пялиться на офицеров, не говоря уж о самом правителе. Немного страха подобно мылу: он очищает, оставляя после себя почти незаметную защитную пленочку.
Проходя вдоль третьей шеренги, Химнет внезапно остановился. Он нахмурился, сложил руки за спиной и не спеша повернулся к Перегрифу.
— Ты это заметил?
Генерал внутренне напрягся.
— Что именно, господин?
Химнет кивком указал на строй.
— Шестой всадник с конца.
Перегриф сузил глаза. Ему очень хотелось сказать, что он ничего особенного не заметил в бойце, но генерал сказал правду:
— Да, господин, теперь вижу.
— Как, по-твоему, мы должны теперь поступить?
Послышалось мерное металлическое звяканье — волшебник начал постукивать по броне пальцами.
— Уверен, мой господин найдет верное решение.
Кивок.
— Не люблю сразу принимать крайние меры. Давай-ка дадим ему минуту-другую, пусть приведет себя в порядок.
— Да, господин.
Они пошли дальше. Генерал ничем не выдал своих чувств, но про себя он молился за душу несчастного солдата.
Однако тот никак не мог взять себя в руки. Чем ближе подходили Химнет и Перегриф, тем сильнее он трясся. Правитель Эль-Ларимара остановился перед ним и смерил его грозным взглядом. Солдат задрожал еще больше и уставился себе под ноги.
И вдруг уронил копье.
Не зная, как теперь быть — то ли спешиться и подобрать его, то ли сбежать, — гвардеец замер, как кролик. Химнет опустил голову и долго созерцал лежавшее на плацу копье. Эромакади, почуяв возможную поживу, закружились возле копья.
Наконец Химнет поднял голову.
— Боюсь, такой бесхребетный солдат недостоин быть в рядах гвардии. Если даже на смотре ты не в силах удержать оружие, что же ты будешь делать в сражении? Бросишь его и пустишься наутек?
— Никак нет, господин! — заикаясь, ответил гвардеец. — Мне… Я сегодня просто волнуюсь. Это мой третий смотр и первый, на котором вы высочайше соизволили присутствовать.
Он чуть опустил голову и рискнул встретиться взглядом с глазами Одержимого.
— Умоляю вас, господин! У меня жена и ребенок!.. Дайте еще возможность… Я буду верно служить вам!! Моя жизнь в ваших руках…
— Да, да… Ты это уже говорил, когда давал присягу. Я помню об этом.
Химнет сделал пренебрежительный жест. Остальные даже не смотрели на своего несчастного товарища, все они застыли в седлах и никто не повернул головы.
