– Ты была права, Хальд, в том, что преграда перенесла нас в другое место и мы оказались не там, где проникли сквозь нее,- заметила Песнь Крови.
– Кажется, так,- согласилась Хальд.- Слава Фрейе. Мне бы не доставило никакого удовольствия карабкаться на такую кручу. Меня также не радует, что из тепла надо выходить в стужу.
Воительница отстегнула меч и начала раздеваться. За волшебной преградой они с Ульфхильдой могли снова перевоплотиться в звериный облик. В тепле заповедного Леса женщина-ульфбьерн не признавала даже накидки и потому сразу была готова к превращению.
Одежду Песни Крови уложили в ее накидку, а в плащ Ульфхильды завернули копье и меч. Настало время перейти рубеж.
Хальд сосредоточилась, возводя магический щит, непроницаемый для волшебного чутья Локита. По другую сторону волшебного барьера к Гутрун должна была снова вернуться магия Хель, и она бы смогла увеличить силу чар жрицы Фрейи.
– Локит, без сомнения, расставил по обрыву часовых,- сказала воительница.
– И есть еще барьер, который он создал своими чарами,- прибавила Гутрун.- Хальд его сразу почувствовала, как только мы здесь оказались. И этот барьер позволит ему узнать, что мы покинули наше убежище.
– А так как мы, кажется, не находимся больше в долине, окруженной обрывистой стеной,- выразила свою надежду Хальд,- то наш уход, пусть на короткое время, возможно, останется им незамеченным, особенно когда Гутрун усилит мое охранительное заклинание.
Песнь Крови по очереди посмотрела на каждую из женщин.
– Один, Фрейя и Фригг, даруйте нам удачу,- сказала она.- Все готовы?
Они дружно кивнули в ответ.
Воительница задержала взгляд на дочери и переступила барьер.
От морозного воздуха у нее перехватило дыхание. Она немедленно сосредоточилась на перевоплощении.
За ней магическое ограждение пересекла Ульфхильда. С наслаждением вдохнув холодный воздух, она также начала менять облик.
Следующей пошла Гутрун, потом Хальд, крепко прижимавшая к себе драгоценный посох. Обе колдуньи, как и Песнь Крови, встретили холод недовольными возгласами.
– Гутрун, смотри,- поеживаясь, сказала жрица Фрейи.
Гутрун перевела взгляд туда, куда указывала Хальд,- назад на волшебный барьер. Они вновь стояли на краю крутого обрыва, а глубоко внизу виднелась заснеженная долина. Иллюзия была полной.
– Если мы снова здесь, Локит, конечно, уже узнал, что мы появились,- с досадой простонала Гутрун.
– Скорее влей свою энергию в мой волшебный щит,- велела Хальд.- Возможно, он лишь знает, что мы прошли барьер, но не определил точно, где нас искать.
Гутрун сразу же закрыла глаза, сосредоточиваясь. Рядом стояла ее мать, уже успевшая принять облик зверя. Превращение Ульфхильды также заканчивалось.
***
На двор крепости ложились длинные тени. Близился вечер. Незадолго перед закатом Локит открыл двери конюшни и вывел Ялну наружу, подталкивая мечом.
Руки ее и локти были по-прежнему стянуты за спиной. Перед тем как удовлетворить свою похоть, Локит освободил ей лодыжки, теперь он снова стреножил ее. Две крошечные капельки крови застыли на ее горле в том месте, где посланец Хель сосал кровь из ее вены. Ее тело блестело от пота после всех утех, на которые оказалось способно его богатое воображение. Когда влажное тело охватил холодный воздух, ее стала бить дрожь, и она покрылась гусиной кожей.
– Тебе следует привыкать к холоду, рабыня,- заметив это, расхохотался Локит,- если тебе посчастливится остаться моей рабыней. Когда я помогу Матери Хель покорить Мидгард, повсюду воцарятся холод и мрак.
Подталкивая мечом, он направил женщину к главному зданию. Перед тем как войти, он послал внутрь мысленный призыв. Дверь не замедлила распахнуться, и во двор, покорно опустив головы, вышли Мани и Соль. После возвращения Локита они с ужасом ждали, что он узнает, как Соль помогла бежать Песни Крови, но пока его внимание было занято другим.
– Как следует разотрите эту рабыню снегом,- приказал он.- От нее идет такая вонь после забав Нидхегга,- он ухмыльнулся,- и моих тоже.
– Слушаемся, владыка Локит,- покорно ответили Мани и Соль и послушно принялись за дело.
Локит следил за их работой и с усмешкой указывал, где надо потереть особенно усердно. Ялна, поеживаясь, стояла босая на снегу. Голова ее была гордо поднята, глаза горели неукротимой яростью и ненавистью, а зубы непроизвольно стучали от холода.
– Достаточно,- скомандовал он наконец.- Отведите ее внутрь. Ей нужно согреться.
Мани взял ее за одну руку, а Соль - за другую, но она вырвалась и сама мелкими шажками вошла в дом.
С порога Ялна заметила груду отобранного у них оружия. Вдоль стен, связанные, сидели и лежали ее знакомые и друзья. Некоторые женщины, как и она, были нагие. Встретив обращенные на нее взгляды, она кивнула в ответ. Но большинство пленников лежали недвижимо, закрыв глаза, и она не знала, спали они или им не позволяли очнуться колдовские чары.
– Подведите ее к огню,- снова приказал Локит.- К самому огню.
Оттолкнув руки брата с сестрой, Ялна сама подошла к костру, горевшему в яме посреди помещения. Наслаждаясь теплом, она в то же время думала, какое новое испытание готовит для нее Локит.
Холодное острие меча коснулось ее спины между лопаток.
– Тебе хотелось согреться, рабыня,- сказал посланец Хель.- Так грейся. Вперед. Прыгай в огонь.
Ялна оглянулась и недоверчиво посмотрела на него. Локит разразился смехом.
– Хорошая рабыня выполнила бы приказ беспрекословно,- усмехнулся он.- Значит, мне придется заставить тебя прыгнуть. Ты мне наскучила, и я только хочу увидеть, как твоя живая плоть медленно превратится в головешку.
Ялна словно окаменела.
– Но если,- продолжал он,- ты решишь изменить свое мнение и согласишься умолять меня сделать тебя моей кричащей рабыней, то…
Ялна боролась со страхом и желанием упасть перед ним на колени. «Нет,- говорила она себе, бросая вызов гнетущему ужасу.- Я не поддамся своему кошмару. Он может считать меня рабыней, но я не должна этого делать, даже ради того, чтобы спасти свою жизнь. Я умру свободной. Несколько мгновений мучений, оставаясь свободной, лучше, чем долгая жизнь, но в ярме».
Она почувствовала, как страх отступает, и с неописуемой радостью поняла, что смогла победить самый чудовищный из своих кошмаров. Ей больше не нужно бояться, что ее сделают рабыней, потому что снова обратить в рабство ее было невозможно. Ее можно было связывать, истязать, подвергать унижениям, заставлять страдать и в конце концов умертвить, но ужас снова стать рабыней больше не имел над ней власти.