Главного друида похоронили в его торжественной одежде, как и подобало высшему сословию, ведь Менуа вышел из благородного клана. Каждый из нас положил камень на пирамиду, воздвигнутую над его могилой, чтобы волки не могли добраться до останков. Никто не плакал. Не было причин. Ничто не исчезло, просто что-то изменилось.
Друиды из других племен остались в поселке до созыва Самайна, то есть еще на четыре ночи. Наши женщины заботились о почетных гостях. Несмотря на неизбежную суету, многие отметили прибытие Барока и Лакуту. Услышав окрик и ответ, я поспешил к воротам, но меня задержала Сулис. Помахав рукой женщинам, спешившим к гостям с грудой постельных принадлежностей и корзинами с едой, она весело сказала:
— Посмотри, Айнвар, чего я избежала. Вот бремя женщины.
— Их бремя включает в себя и радость материнства, — возразил я, глядя в сторону ворот, освещенных факелами. Сулис тоже посмотрела в ту сторону и удивленно расширила глаза.
— Кто это, Айнвар?
— Мой слуга. Он отстал. Вот только сейчас добрался.
— Я не про него! Кто эта странная женщина?
— Это моя... — я замолчал. Просто не мог найти слова для объяснения, кем Лакуту приходится мне. Да я и сам этого не знал.
Сулис смотрела на меня с подозрением.
— Ну? Она твоя кто?
— Это его рабыня, — небрежно пояснил проходивший мимо Тарвос. — Айнвар купил ее в Провинции.
Я чуть не убил его! Ну кто просил вмешиваться?
Сулис отпрянула от меня, как от змеи.
— Ты что, купил женщину?
— Рабыню, — услужливо поправил Тарвос.
— Тарвос, шел бы ты... по своим делам! — в сердцах сказал я.
— Нет, Тарвос, останься! — в голосе Сулис прорезались стальные нотки. — А ты все-таки объясни мне, зачем тебе понадобилось покупать женщину?
— Да все не так! — С досадой начал я. — Ее продавали на аукционе, а Рикс...
— Стало быть, вы с Риксом купили ее, чтобы вместе пользоваться? — голос Сулис способен был заморозить любого. Она еще подалась от меня.
— Да нет же! — я хотел в отчаянии схватить целительницу за руку и заставить ее выслушать меня, но в этот момент Лакуту увидела меня, подбежала и бросилась к ногам с радостным криком.
Сулис гневным взглядом буквально пригвоздила меня к земле, повернулась и ушла.
Я взял Лакуту за руку и повел ее в дом, который мы делили с Менуа. Тарвос поспешал позади, даже не заметив, насколько осложнил мое положение своим неуместным вмешательством. Со всех сторон на нас смотрели люди. Я пытался сохранить на лице бесстрастное выражение, только вряд ли у меня получилось.
К рассвету все в форте знали, что я купил рабыню. Нет, не так. Кельт купил раба! Да, мы держали в плену женщин, захваченных в набеге; большинство князей держали слуг, но рабство как таковое, идея о том, что один человек может принадлежать другому человеку, была ненавистна людям, дорожившим свободой больше жизни. Даже пленные кельтские женщины имели определенные права и статус свободного человека. Во всей Галлии не нашлось бы ни одного раба. Раб — это трагедией, раб — это скандал. Я купил раба. И все об этом знали.
Никто не осмелился задавать мне вопросы, особенно теперь, видя на мне плащ друида, но когда Дамона после утренней песни солнцу принесла мне утром еду, я прочел в ее глазах невысказанный вопрос. Она то и дело посматривала на меня, а потом на Лакуту. А Лакуту беззаботно подметала пол.
— Теперь она будет делать мою работу? — безразличным тоном осведомилась жена кузнеца.
— Если ей нравится, пусть подметает. Она моя... гостья; может делать, что ей угодно, — так же равнодушно ответил я.
Но я ведь действительно не мог помешать Лакуту подметать пол или делать что-нибудь еще. Да, она всеми силами демонстрирует преданность, но даже не попыталась освоить хотя бы начатки нашего языка. Похоже, какая-то часть ее сознания оставалась закрытой.
Дамона достала и расставила на столе еду и уже собралась уходить, когда я спросил ее:
— Ты помнишь женщин секванов, которых захватили незадолго до моего ухода?
— Помню, конечно.
— А что с ними стало?
— Да разобрали всех как обычно.
— Всех? А там одна говорила, что она дочь князя...
Дамона посмотрела на меня со странным выражением. Я не мог понять, что бы это значило.
— Она оставалась последней... Не хотела принимать мужчину. Если ты Малышку Бригу имеешь в виду.
Я кивнул.
В глазах жены кузнеца появился интерес.
— Знаешь, другие женщины секванов рады были пойти в дома воинов, занять семейное положение. А с этой Бригой сплошная морока. Она все твердила, что будет ждать высокого человека с бронзовыми волосами.
Я смотрел на Дамону и ждал продолжения. Ее губы шевельнулись в улыбке, которую она даже не попыталась скрыть.
— У Менуа лопнуло терпение, и он пообещал выгнать ее из поселка и пусть выживает, как может, если не определится с выбором. Но она все твердила о высоком человеке с бронзовыми волосами... пока кто-то не сказал ей, что речь идет об ученике друида, причем не какого-нибудь, а об ученике Менуа. На следующий день она сказала, что пойдет с тем, кто ее захочет.
Во рту у меня пересохло.
— Ну и кто же ее забрал?
— Да есть тут один. Он вообще женщинами не интересовался, пока не услышал, что эта Брига тебя ждет. Вот на следующий день и забрал. Кром Дарал.
— Так Брига замужем за Кромом Даралом? — все еще не веря, спросил я.
— Ну, не так чтобы замужем. Он взял-то ее уже после Белтейна, так что танца вокруг дерева не было, это только на следующий Белтейн теперь. Но она живет в его доме, наверное, скоро и дети пойдут...
Дамона оставила меня со своими мыслями; несомненно, она торопилась обсудить с другими кумушками загадку: с чего бы это я купил себе рабыню, если меня ждала дочь князя. Я долго сидел на лавке; еда почти остыла.
Лакуту суетилась по дому. Вот уж не думал, что из нее получится домохозяйка! Она с любопытством изучала наше жилище, присаживалась на корточки, трогала железную решетку возле очага... Что-то я не замечал, чтобы она так же интересовалась домами, где нам довелось останавливаться, хотя обстановка там была побогаче. Наверное, наш быт представлялся ей экзотическим. Впрочем, не это сейчас занимало мои мысли. Я думал о Бриге с Кромом Даралом.
Сколько бы я не убеждал себя, что у друидов полно других, куда более важных проблем, особенно если учесть, что женщина у меня уже имелась, чем размышления о том, кто с кем спит, ничего не получалось. В спорах головы с сердцем победа частенько достается сердцу. Во мне росло чувство потери, не имеющей ничего общего со смертью. Смерть — это маленькая потеря. Бывают потери куда большие!
Значит, Брига здесь, живет с Кромом Даралом. Рано или поздно я ее обязательно увижу. Так что же мне теперь, из дома не выходить? Ладно. Хорошо, что я до сих пор с ней не столкнулся. Усилием воли я отогнал мысли о Бриге и занялся подготовкой к ежегодной встрече друидов на Самайн.
Самайн знаменовал собой начало нового годового круга. Накануне судьи племени рассматривали всевозможные споры. Обычно рассмотрение дел затягивалось от рассвета до заката. Зрелище утомительное. Потом разводили большой костер, начиналось пение. Чествовали духов умерших, призывали их присоединиться к духам живых. В случае если дух мертвого прослыл при жизни злым — так бывает, поскольку многие живые люди имели в себе злых духов, — их старались умилостивить дарами. Слабым и детям надевали защитные амулеты. Самайн считался временем силы, а сила не может быть злой или доброй, она — просто сила, как жизнь и смерть. В канун Самайна никто не спит. В эту ночь можно встретить мертвых. Некоторые боятся, но я подумал о Менуа и Розмерте и улыбнулся.
На следующий день, в первый день нового года и день рождения зимы, друиды Галлии собираются в Роще. Я пришел с наставником Нарлосом. Сулис меня избегала, а общества Аберта я сам не искал. Друиды карнутов возглавляли процессию, остальные следовали за ними по ранжиру, в зависимости от того, насколько велико племя, которому они служили. Однажды я оглянулся и приуныл. Как же нас мало!
