Демон помог мне разместиться в кровати, а для королевских особ наколдовал два больших черных кресла, в которые те и разместились.
— С чего начнем? — спросил Наурун.
— Давай, мой друг, с истории. Если не знать истории, то можно принять неправильное решение, — демон мне подмигнул.
Я чувствовала себя все более не комфортно, но что я могла кроме как не возражать и внимательно слушать.
И рассказ начал Наурун, смотря на меня уже не так враждебно:
— Ты же знаешь про войну шести королевств?
Я кивнула.
— Тогда наверняка знаешь, что одной из главных причин ее окончания был заключенный мир между лесными эльфами и демонами.
Снова кивнула.
— Но нигде не были озвучены условия, на которых был заключен тот мир. И сейчас мы тебе их расскажем.
Кто-нибудь подберите мне челюсть и закройте уши, не хочу ничего знать. Зачем мне это знание?
— Ты же успела увидеть каким стал мой старший сын?
Теперь я не смогла смотреть на короля, и отвела взгляд, снова кивнув, вспоминая злость и ненависть принца, а еще то, как он превратился в огненного ягуара, и того ягуара, что вез меня из леса в день нашей помолвки. Это тоже был он, я узнала зверя. И это я его сделала таким, каким он предстал передо мной около моего дома.
— Так вот, — продолжил король, — когда-то давно, еще до войны, лесные эльфы выглядели совершенно по-разному, так же как сейчас выглядят горные.
Все удивительнее и удивительнее. Я вновь посмотрела на говорившего.
— Но лишь эльфы, имеющие темный цвет волос и фиалковые глаза имели способность воплощаться в огненных ягуаров, то есть были оборотнями. И как только они впервые оборачивались в зверя, то сами становились сильнее, злее и беспощаднее. Но тогда были другие времена, намного более трудные, чем мы когда-либо знали. А во время войны один из королей лесных эльфов, еще до Леорана издал закон, который гласил, что теперь оставлять в живых следует лишь тех младенцев, которые рождались оборотнями. Это, он считал, нужно для того, чтобы лесные эльфы стали сильнее. Сменялись поколения, и эльфы действительно стали сильнее, но и кровожаднее.
Наурун прервался, и слово взял демон.
— А еще демоны питают свой мир злостью и ненавистью, утаскивая такие души в подземный мир, и отдавая их черноту источнику.
Это про этот источник мне рассказывали демоны?
— И не знающие сострадания души лесных эльфов очень подходили нам, — поэтому эта война бы не кончилась никогда.
Выражение лица Луцерона сменилось, стало задумчивым и безэмоциональным, он погрузился в свои воспоминания.
— Как-то на поле боя я столкнулся с Леораном, и мы бились с ним не один час. Этот эльф вызывал у меня уважение, и я не захотел убивать его, а просто высосал всю его черноту, а его самого оставил в живых.
Мое выражение лица, видимо, было очень красноречивым, поэтому Луцерон усмехнулся и пояснил:
— Да, я такое умею, но нас таких всего двое, и за это мы несем определенную плату.
— Ваш старший сын, — догадалась я.
Демон кивнул.
— Умная эльфийка досталась моему сыну, — расплылся коронованный демонюга, а эльф скривился.
— Так вот Леоран не мог теперь видеть, как живут его сородичи. И в то же время хотел прекратить войну на выгодных для лесных эльфов условиях. Тогда он предложил мне сделку, — Луцерон замолчал, жестом предлагая продолжить Науруну.
— В то время маги-иномиряне в нашем мире появлялись только в нашем лесу. Оказалось, что в глухой непроходимой чаще спрятана арка. Кто и когда ее там спрятал, мы не знаем, но именно из нее выходили перепуганные маги, непонимающие куда они попали.
Нашли эту арку охотники, которые случайно в нее угодили и оказались в другом мире, который был заселен только магами. Чудом этим охотникам удалось вернуться обратно и рассказать о своей находке и путешествии.
Слово опять взял Луцерон:
— Леоран предложил мне эту арку, с выходом в другой мир, взамен на то, что я выпью всю злость и ненависть, живущую в душах лесных эльфов, ну и мы подпишем бессрочный магический договор о мире между эльфами и демонами.
Я долго думал над его предложением. И то, о чем он меня попросил было лишь временной мерой и очень трудоемкой для меня, а последствия поглощения у такого количества эльфов не мог просчитать даже я. Поэтому я предложил запечатать всю их злость вместе с магией стихии огня, с которой эти эмоции были тесно связаны, внутри самих эльфов и стереть им память частично, чтобы они забыли себя во власти злобы и ненависти.
В комнате воцарилась тишина. Я старалась уложить в своей голове все, выше сказанное, но получалось откровенно плохо. Во мне роились вопросы, которые помогли бы заполнить белые пятна, и я решилась их задать.
— Что за узоры появляются на нашей коже?
— Это выгорают нити моего заклинания, когда вы обращаетесь к стихии огня. Все же моя идея и ее исполнение были не совершенны. И у вас с легкостью получается выжигать магическую преграду изнутри своей магией. Хорошо еще, что это достаточно болезненно, а то из этой идеи совсем ничего не вышло.
— То есть стоит выжечь все, и магия вырвется наружу вместе со злостью и ненавистью ко всему миру.
— И да и нет. В твоем случае магия вырвется, но злости больше не станет. Ты родилась не оборотнем.
— Если Леоран пытался сделать свой народ добрее, тогда почему до сих мы убиваем таких, как я? — это я уже спросила у Науруна.
— Сразу Леоран побоялся, что эльфы ослабнут, и не отменил тот закон, а с годами никто просто не решился менять сложившиеся устои и объяснять своему народу, почему столько лет мы убивали невинных детей.
Я не удержалась и меня понесло:
— Моя жизнь и жизнь всех моих близких не была бы похожа на бесконечную борьбы с совестью и страхами! Всего бы этого можно было избежать! Ваш сын мог быть счастливым, если бы мне не нужно было прятаться всю жизнь и убегать!
— Я знаю, — прервал меня король эльфов, лишь слегка повысив голос. Его лицо было все таким же надменным. — Почему ты думаешь, твоя семья не была казнена, когда ты вернулась? Я уже подписал этот закон в тот же час, когда мой озлобленный и одновременно убитый горем сын пришел и рассказал мне все, — и вот наконец-то, выражение королевской надменности слегка исказило чувство вины.
Я заплакала громко и надрывно, спрятав лицо в ладонях, и мне было все равно, что эти коронованные особы сейчас на меня смотрят.
Бедный, бедный Эйроун. Сейчас мне кажется, что он потерял больше всех из-за трусости своего отца и предков.
— Что с Эйроуном? — спросила заикаясь, как только смогла хоть что-то вымолвить.
Ответил демон:
— С ним все будет хорошо. Я вновь запечатаю огонь и сотру его память, — он замолчал на мгновение, а потом добавил, — если хочешь он совсем забудет тебя.
Наурун гневно уставился на демона. Но почему? Он думает, что я вернусь к принцу теперь, когда ни мне, ни моей семье ничего не угрожает?
Я кивнула королю демонов, не задумываясь. Здесь в лесу, где Эйроун рано или поздно станет королем, он будет счастлив, а мне здесь места нет, не было и уже не будет.
Эльф явно хотел что-то мне возразить, но сдержался, пристально смотря на меня.
— Еще я хочу, чтобы меня забыли мои родные, — наступая себе на израненное сердце, попросила я.
— Не торопись с такими решениями. Ты теперь можешь навещать их независимо от того, где решишь жить. Ведь так, Наурун, — встревожился демон.
— Дело в том, что теперь ты хранитель этой тайны, и ты обязана посещать наш лес, но если откровенно, то ты теперь должна жить либо в эльфийском лесу, либо в подземном мире.
Ну вот и последствия этих знаний, о которых мне специально никто не сказал.
— И что это значит? Дайте угадаю, — желчь потекла из меня вместе со словами, — я теперь должна выбрать одного из ваших сыновей себе в мужья, и тем самым решить, где же я буду жить? Так ведь?
И оба промолчали, тем самым подтверждая мою догадку. Но сделали они это с совершенно разными выражением на лице. Демон светился от счастья, а эльф испытывающе на меня смотрел.
