class="p1">Амалия и Ли только уехали. Они не просто подвезли, но еще и отправились пообедать, и Даниэль вовсе не был против. Не то чтобы он был голоден, но больницы терпеть не мог и хотелось сменить обстановку. Амалия поддержала дочь с выбором кафе, а за обедом успела выспросить по второму кругу подробности о полиции, попутно с поглощением джамбалайи делая заметки в телефоне. Ее острые ногти, выкрашенные в бордовый, стучали по экрану, как до этого ее каблуки.
Причем всё это было намеренным образом. Даниэль прекрасно знал, что дома Амалия расслаблялась и ходила в растянутой футболке. А в машине сменила каблуки на практичные мокасины.
Ли хотела остаться с Даниэлем, но Амалия напомнила ей об уроке рисования, завезла Даниэля домой и уехала дальше. Мэтт сегодня допоздна в книжном, так что оставался целый вечер, чтобы воплотить задуманное.
Солнце уже садилось, сгущались сумерки. Даниэль внимательно изучил нужные страницы, потом начал подготавливать всё к ритуалу.
Когда он ехал из полиции, то чувствовал себя уставшим. Сегодня всё было прилично, но визит напомнил о вчерашних фотографиях мертвого Бена. Ужасные кадры плохо сохранившегося тела. Тогда затылка Даниэля и коснулся нереальный ветерок лоа.
Впусти меня.
А потом он будто метнулся назад, в ту сторону, где ехали Амалия вместе с Ли в машине. Даниэль подумал, что может сделать лоа в чьей-то машине, и этого оказалось достаточно, чтобы потерять концентрацию и управление.
Даниэль даже обрадовался тому, что завалился к обочине. Потому что когда он поднялся, снимая шлем, Амалия остановила машину рядом с ним, и оттуда выскочила взволнованная Ли. По крайней мере, лоа точно не тронул их, Даниэль мог увидеть, что всё с ними в порядке.
Вообще-то он понимал, что беспокоится зря. Лоа не пытался угрожать, а причинить вред не так-то просто. Нужно либо согласиться, либо вот огрести проклятие.
Даниэль считал, что Бен удачно попался. Если кто-то его надоумил, воспользовавшись эмоциями, то угрожали всей семье. Просто выпал шанс проклясть Даниэля — почему бы и нет. Но после него могли перейти к остальным.
Даниэль не знал, мог ли что-то сделать тогда, с Анаис. Наверное, мог. Если бы понял раньше, если бы расспросил. Если бы не растерялся в машине, в конце концов! Или у него хватило сил приказать тому, что уничтожило Анаис.
Он мог сделать больше для Анаис, но не сделал. Зато может сейчас.
На свободном месте около дивана Даниэль старательно рассыпал муку и аккуратно изобразил нужные веве. Вызовы лоа он проделывал сотни раз, так что с этим проблем не возникало. Но тут ему требовался разговор с конкретным лоа, имени которого он не знал, а такое Даниэль видел только в книгах. Так что требуемые знаки перенес, постоянно сверяясь со страницей.
Дальше проще, это Даниэль мог проделывать с закрытыми глазами. У него не было специального алтаря. У Эшей имелся один такой, в особняке, и мать мирилась с ним только из-за того, что жертвенные вещи лоа и их знаки перемежались со статуей Девы Марии в причудливом луизианском вуду. Наверняка у отца тоже имелся где-то собственный небольшой алтарь. Может, у тети. А вот дед их не терпел, но и с лоа тоже общался напрямую.
Даниэль насыпал в мисочку рис, положил монету, хотя сомневался, что тому лоа, который к нему привязался, нужны такие жертвы. Зато Даниэль уважал простых лоа, что вились вокруг него, и никогда не пренебрегал возможностью дать что-то взамен на их благословения.
Даниэль достал с полки ароматическое масло и растер меж пальцами несколько капель. В воздухе разнесся бальзамический запах ладана и теплый землистый курительного табака. Зажег свечи, как раз совсем стемнело. Положил между ними нож и уселся, скрестив ноги.
Айвори предлагал обратиться к сильному вудуисту и попробовать снять проклятие, но Даниэль знал, что так это не сработает. Только не то, что вызвано человеческой жертвой. Да и силу прицепившегося лоа Даниэль хорошо ощущал. Не было никого настолько мощного, кто бы мог снять подобное.
А вот если узнать имя лоа, всё будет гораздо проще.
Даниэль зашептал слова, которым обучил его еще отец. Открыть перекресток для связи. Потом Даниэль переключился на католическую молитву на латыни и ощутил, как лоа, которые следуют за ним, довольны этим словам.
Иногда Даниэль думал, это они так любят латынь? Или он сам приучил их после семинарии. Дед вообще говорил, что собственные лоа, которые следуют именно за тобой — это странно. Он сам мог обращаться только к тем, что обитали в вещах и местах.
Даниэль омыл нож в миске с водой и солью, положил на колени и прикрыл глаза. Глубоко вздохнув, он затянул мелодию без слов, которой его не учил никто. Он сам нащупал его когда-то в детстве, мотив, который помогал настроиться и войти в нужное состояние.
Дыхание словно замедлялось, растворялось в напеве и танцующих вокруг лоа. Они любили ритуалы, пусть даже говорить с ними можно было и без них.
— Responsum mihi.
Лоа ощущался рядом. Он замер, затаился, не желая показывать себя. Его можно было только выманить. Поудобнее перехватив нож, Даниэль перевернул руку и сделал короткий надрез. Лоа вокруг затрепетали, приникли к ране. Что они точно любили как подношение, так это кровь.
Даниэль продолжал напевать, не отвлекаясь от того лоа, который прицепился к нему, с которого требовалось получить ответ. Даниэль не был уверен, что выйдет, но почему бы не попробовать?
Сердце забилось в такт далеким барабанам, не столько слышимым, сколько ощущаемым. Ритм, проникающий сквозь время и пространство, несущий запах костров с полей у плантаций. Бьющийся вместе с кровью в венах, той кровью, которая легко связывалась с предками.
Впусти меня.
— Non, — твердо ответил Даниэль. — Назови свое имя.
Лоа затрепетал. Воля Даниэля удерживала его, он жаждал крови — возможно, хотело покориться ей больше, чем проклятию или что там его послало.
Повернув вторую руку, Даниэль медленно разбинтовал ее, провел подушечками пальцев по затянувшемуся шраму. Обычно заживало быстрее. Ему нужен небольшой толчок, чтобы этот лоа подчинился. Всего немного. Перехватив нож в левую руку, Даниэль аккуратно провел по не затянушейся до конца ране, поморщившись от боли.
Барабаны взвились, их ритм стал оглушительным, бился не только в сердце, но и в ушах. Лоа дрогнул, почти подчиняясь.
Почти.
Даниэль не уловил ту зыбкую границу, когда у него едва не получилось, а когда та сила, которая послала лоа, взяла дело в свои руки. Лоа будто толкнул его, а сам приник к ранам, лакая кровь, и Даниэль
