На ночлег мы встали тоже на дороге. Уходить куда-то в сторону было опасно, и решили по очереди охранять лошадей, чтобы на них не напал никакой зверь. Если мы останемся без них — нам придется туго. Лошадям нужно было пастись, потому их свели на лужок возле дороги, поросший высокой сочной травой.
Первым должен был дежурить Алдан, он уселся рядом на ствол упавшего дерева, держа на коленях лук со стрелами, а остальные заползли в свои палатки. Вторым по очереди должен был быть Бабакан.
Уже глубокой ночью я проснулся от дикого рева гнома — там, где паслись лошади, что-то ревело, ржало, хрипело, и я выскочил из палатки как ошпаренный. Не понимая, что там случилось, — еще и темень была кромешная, несмотря на две луны, под деревьями сохранялся полночный мрак — я выпустил поверх голов несколько фаерболов, вспышкой осветивших поле боя. Я подумал, что, если там напал кто-то из зверей, он забоится огненных шаров.
На лугу Бабакан бился, рубя своей секирой здоровенную хрень, похожую на помесь жабы и крокодила, — она уцепила зубами одну из наших лошадей за зад и утаскивала ее в сторону болота. Лошадь хрипела, билась, лягалась, но тварь неумолимо тащила ее в лес.
Бабакан бил тварь по жирному боку, нанося ей глубокие раны, но та плевала на его усилия и была сосредоточена только на том, чтобы сожрать нашу лошадь любой ценой.
Хуже всего, я заметил, что в нашу сторону ползут еще три такие твари, шлепая лапами и плотоядно высовывая длинные красные языки. Их огромные белоснежные клыки сверкали в свете огненных шаров, и плевали они, что над их головами чего-то там пролетает и освещает, — крики, запах крови, вот что было главное! А то, что там светится, — это для них ерунда. Тем более что твари, похоже на то, не знали, что такое огонь, и не боялись его.
— Бабакан, брось уродов! Отходи-и-и! — крикнул я и побежал к лошадям. — Быстро уходи! Я сам займусь!
Бабакан оставил свою бесполезную борьбу и отбежал назад, тяжело отдуваясь, весь забрызганный какой-то зеленой жидкостью — видимо, кровью чудовища. С него стекала слизь, а одна рука была поранена почти до кости — свисали лохмотья кожи.
— Беги к ребятам, пусть тебе промоют раны! — крикнул я. — Я сейчас разберусь с уродами и приду!
Я сосредоточился на наступающих врагах и выпустил фаербол в того, который тянул лошадь. У «жабы» отлетела левая нога и вывалились кишки. К нему бросились еще две «жабы» и вцепились в волочившиеся внутренности. Картина была дикая: полудохлая «жаба» так и держалась зубами за коня, а две другие «жабы» сосредоточенно его пожирали. Я глянул — и ужаснулся: еще с десяток «жаб» спешили на запах крови и вопли!
Фаерболы летели, как трассирующие снаряды из автоматической пушки, я бил и бил — давно уже разлетелись первые «жабы»: от нападавшей на лошадь осталась только часть головы, повисшая на крупе, две другие тоже разлетелись лохмотьями после моих «выстрелов», но из лесу появлялось все больше и больше тварей, которых тоже приходилось убивать.
На лужке уже скопились груды вонючего мяса, а накат все продолжался. Я не знаю, сколько это продлилось времени, но скоро я заметил, что небо в прогалах между кронами деревьев стало сереть — наступал рассвет. Я уничтожил не меньше двух сотен чудовищ, а может, и больше. Эта часть леса превратилась в бойню, и сам я был залит мерзкой липкой кровью с ног до головы. Все-таки, как и все в мире, атака монстров завершилась, и мне уже не в кого было стрелять.
Наверное, я уничтожил всех существ этого вида в районе. А может, и нет. Может, они просто попрятались на рассвете. Эта мысль заставила меня быстрее ретироваться к нашему лагерю, с тем чтоб скомандовать уходить как можно быстрее. Соседство с таким богатым кладбищем ночных животных, порубленных как топором, не принесет ничего, кроме атаки уже дневных животных, желающих полакомиться мясом.
Бабакану уже промыли руку — рана выглядела отвратительно. Как он пояснил, монстр зацепил его когтем, когда он пытался обить его от лошади. Даже будучи так тяжело задет, гном продолжал истово сражаться за нашу собственность.
Я быстро залечил ему руку, не оставив и шрама, вот только она немного стала потоньше: был вырван клок мускулов с предплечья, но ничего — гном быстро нарастит их при хорошем питании, что я ему и сообщил сразу после лечения.
Бабакан победно уставился на Карана:
— Видишь, мне надо усиленное питание! Попробуй теперь только сказать, что я слишком много жру!
После Бабакана я принялся за лошадь. Она мелко дрожала и пугливо оглядывалась, двое эльфов с трудом ее сдерживали. Ее круп был глубоко разорван зубами чудовища, и хотя ребята постарались его промыть, особого результата это не дало — в раны вполне могла попасть какая-нибудь зараза. Я подумал: может, лучше убить ее, чтобы не мучилась? Потом все-таки решил попробовать вылечить — хуже-то не будет. Нам нужна лошадь, да и просто жалко животину.
Я предупредил эльфов, чтобы они покрепче держали животное и не подставлялись под удары копыт, и начал лечение. Выпустив лечебное заклинание, я стал заращивать раны. Конь бился, ржал, ему было очень больно, я знал это, эльфы с трудом удерживали его, чтобы он не убежал, — но раны все-таки стали затягиваться и исчезать. Скоро на их месте оставались только небольшие вмятины — через месяц вообще ничего не будет видно, как только нарастут мышцы.
Только сейчас я понял, что лечил и Бабакана, и коня без всяких камней! Видимо, тот ардаман, который растворился в моем теле, сделал так, что теперь я мог, как заправский лекарь, исцелять, не пользуясь дополнительными приспособлениями. Это меня очень обрадовало, но было не до открытий. Быстро свернув лагерь, мы нагрузили лошадей и поскорее выехали из проклятого места. Впереди было еще две с половиной сотни верст такой же пакостной дороги.
Мы продвигались медленно, гораздо медленнее, чем я предполагал. Мои залихватские планы преодолевать в день по пятьдесят — шестьдесят километров оказались несбыточной мечтой. Двадцать — тридцать верст, в лучшем случае.
Еще дважды нам пришлось отбивать ночное нападение болотных гадов — один раз это снова были жабокрокодилы, другой — какая-то мелкая пакость высотой по колено, но невероятно быстрая и состоящая, казалось, из одних зубов. Все получили как минимум по одному укусу, и мне пришлось лечить моих спутников, пришедших в совсем отвратительное настроение. Даже Бабакан с Караном были угрюмы, не перебранивались и тихо ехали на измученных лошадях.
Животные тоже страдали — мы были вынуждены находить площадки, пригодные для пастбища, буквально с боем, и несколько раз совершались нападения на коней — не массовые, но очень неприятные и опасные. В конце концов, одна лошадь все же погибла, укушенная ядовитой тварью, похожей на огромную летучую мышь, — среди белого дня она приземлилась на спину животного и цапнула за шею, после чего лошадь забилась в судорогах и умерла в считаные минуты. Я даже не успел прибить эту тварь, так как она так же бесшумно унеслась непонятно куда, видимо, дожидаться, когда мы отъедем, чтобы приступить к поеданию падали.
