— Нет! — потрясла головой служанка. — Но смысл почти понятен. Слушаюсь и повинуюсь, ваше высочество. — Кинулась на колени и вздумала мне целовать руки, я еле ее от себя отогнала. — Я ваша всей душой и телом. Сделаю, что скажете, и не выдам, даже если станут резать на куски.
— Молодец! Но резать тебя никому не понадобится. Я особа добропорядочная и в глобальные и важные дела государства вмешиваться не собираюсь, — обрадовалась, тщетно пытаясь сообразить, чего я только что словесно наворотила. Все же софистика — великая наука!
— А теперь, дамы, я буду думать, — заявило мое высочество и уставилось в окно. Экипаж двигался плавно. Выглянула из окна, разглядывая дорогу. Как интересно!
Саму дорогу по большей части замостили черно-красным тесаным камнем, вдоль дороги на одинаковом расстоянии высились полосатые черно-белые… верстовые? километровые? еще какие? — столбы. Кое-где попадались деревянные настилы или большие каменные плиты с затертыми от долгого употребления непонятными иероглифами, рисунками и знаками, и совсем редко встречались нам маленькие участки грунтовой дороги.
В общем, вполне цивилизованно. Что удивительно — каменотесы постарались на славу, никакого сравнения с нашей дореволюционной мостовой и экстремальной ездой по ней. Дорога, конечно, была по ощущению не автобан, но и не ухабистая. Уложили плиты и камень практически идеально. Видимо, по отработанной технологии. Так что копыта цокали, но карету не трясло и не подбрасывало.
Необычные плиты чаще всего встречались в тех местах, где дорога шла под большими подвесными акведуками.
— Учитель, это что за странные камни? — поинтересовалась я, когда они мне в первый раз попались на глаза.
— Это части более древних сооружений давно исчезнувшей могучей цивилизации люртинов, — поведал Занук Учила и тут же прочитал мне обширную лекцию, которую я пропустила мимо ушей, занятая собственными невеселыми мыслями. Одно уже хорошо: команда «АЛО» была готова к боевым действиям!
К карете подъехал Рауль и, свесившись с седла, протянул мне два небольших букета полевых цветов.
— Если мне позволит ваше высочество, — тепло улыбнулся мужчина, — то эти скромные цветы мне бы хотелось преподнести двум прекрасным дамам.
— Спасибо, — улыбнулась я в ответ, передавая один букет расцветшей от мужского внимания маркизе. — Но у нас здесь три дамы!
— Оу, — смутился герцог Силвермэн. — Ваше высочество, умоляю меня простить за оплошность и закрыть глаза на мою ужасную невоспитанность.
Он ненадолго пропал из виду и вскоре вернулся с третьим букетом, который галантно передал красной, как рак, горничной. И, заметьте, никаких вам рассусоливаний на тему: «Слуги не люди, а горничные — не дамы!» Его принцесса сказала: «Дам три!» — пожалста, примите и распишитесь — вот вам третий букет. И все это без омерзительных масляных взглядов в чью-либо сторону, без визуального ощупывания дамских прелестей, выпуклостей и впадин. Какое воспитание у мужика! Его бы к нам в институт, девки от восторга на клочки бы разорвали!
— Ваше высочество, я прощен? — кивнул галантный рыцарь.
— Отчасти, — раскраснелась я от удовольствия. — Полностью прощу, если ответите на один вопрос… Где мой муж?
— Его высочество присоединится к нам в крепости Капейлар, где мы заночуем, — поведал мне о планах принца начальник королевского кортежа.
— Благодарю вас! — уткнулась я носом в цветы, сладко пахнущие медом и вольным ветром.
Рауль поклонился и отбыл по делам, напрямую связанным с его нынешними обязанностями. Я слышала, как он распекал простых охранников и отдавал указания суровым рыцарям.
А я пристала к маркизе:
— Омаль, расскажи мне о королевской семье.
Мадам Мордебуль воззрилась на меня с таким неописуемым удивлением, что пришлось выдвинуть весомую причину:
— Я в монастыре на уроках большей частью дрыхла.
— А-а-а, — понятливо закивала подруга и начала докладывать последние сплетни: — Как ты знаешь, сейчас правит король Амадин. Ему в этом году исполнилось семьдесят лет, и он спит и видит, как бы передать корону сыну…
На пенсию, следовательно, старик захотел. Понятно. Устал трудиться на государственном поприще. Пора и на пляже с коктейлем полежать, и на моделек поглазеть, и деньгами пошвыряться. А то в семьдесят все это можно и не успеть…
— …Его первая жена и мать принца Матиаса, королева Лилиана, умерла десять лет назад от неизвестной болезни. Сгорела за трое суток от скоропостижной злокачественной лихорадки…
Оп-па! Если я правильно помню, то диагноз «неизвестная болезнь» или «скоропостижная злокачественная лихорадка» ставился при отравлении каким-нибудь редким ядом. Не может доктор найти причину или противоядие и, чтобы не загреметь на плаху, отделывается симпатичным диагнозом: типа, бог его знает, отчего больной скончался — сие науке не известно. Угу. «Скоропостижная лихорадка» — и взятки гладки!
— …Спустя три года король Амадин женился на принцессе Омелле, нынешней королеве. Ей в следующем месяце исполнится тридцать четыре…
Такая разница в возрасте? Хрен тебе, свекр, с такой женой, а не на моделек пялиться! Она тебе глазки живо повыковыривает и на заборе сушиться развесит!
— И как королева реагирует на смену власти? — заинтересовалась я, пытаясь просчитать политическую ситуацию.
— Плохо, — призналась Омаль. — Доходят слухи, что королева весьма недовольна грядущим отстранением царственной четы от престола. И вообще… Собственно, я давно при дворе не была и точно не знаю…
— Да говори уж. — Я махнула рукой на политесы.
— В общем, говорят, будто королева Омелла предлагала пирожные твоему мужу! — выпалила маркиза и уставилась на меня. Лара охнула и прижала руку к губам.
Я пожала плечами, ничего не поняв. Что такого в этом страшного? Может, баба на диете? А у короля сахар повышенный или зубы болят. Вот и подсовывала принцу как молодому представителю семьи сладкое, чтобы добро не пропадало.
— И что он? Съел? — полюбопытствовала я, подогревая общение.
— Кто ж его знает? — с сожалением ответила маркиза и вдруг встрепенулась: — Ты не поняла?
— Что именно? — подняла я брови.
— Она. Предлагала. Пирожные. Твоему. Мужу, — раздельно, с нажимом, словно глухой, повторила Омаль.
— Я слышала. И что? — снова не поняла я.
— Выражение «предложить пирожные» в современном куртуазном языке означает завуалированное предложение посещения ложа лицом противоположного пола, — внес окончательные пояснения господин профессор, прислушавшись к нашему разговору.