— В самом деле? — польщенно произнесла она и тоже погладила его по щеке и по медно-красным кудрям, сверкающим на солнце. — Ты не должен связываться с такими, как я, — дрожащим голосом произнесла она, чувствуя, что вся горит. — Тебе нужна нежная, мягкая и терпеливая жена, способная ждать, пока ты решишь, что ты можешь…
Его ясные голубые глаза смеялись, хотя в них то и дело вспыхивало сомнение.
— И тебе не нужен такой муж, как я, не способный дать тебе то, что ты хочешь.
То ли плача, то ли смеясь, она сказала:
— Мы не подходим друг к другу. И в то же время я безгранично люблю тебя.
— Правда? — прошептал он. — Это в самом деле так?
На этом все и закончилось, потому что на тропинке послышались тяжелые шаги. Это был отставший, никто иной, как Йеспер, — и его появление было очень некстати.
— Ага, доктор, я вижу, прибрал это к рукам, — констатировал он, как обычно, во весь голос. — Лакомый кусочек, ничего не скажешь. Мимо такого не стоит проходить, надо вам сказать, этим надо воспользоваться.
И он, без всякого стеснения, сел рядом с ними на траву, расставив ноги в сапогах и свесив между ними руки.
Маттиас и Хильда еще не пришли в себя от изумления, а он продолжал:
— Так вот, значит, почему доктору не понравилось, что Йеспер навестил фрекен в ее комнате! Теперь-то я понимаю, что он сам ее хотел! Но я не из тех, кто стоит на пути у других, нет. Желаю вам счастья — вот мое истинное мнение!
— Спасибо, Йеспер, — пробормотал Маттиас. Теперь они оба тоже сели. — Мы как раз собирались идти домой…
— Значит, вы уже отделались… — брякнул сын Клауса. — Но мне кажется, что у девушки еще голодный вид. Вы уверены, доктор, что удовлетворили ее сполна? Сразу заметно, что…
— Все прекрасно, — торопливо произнесла Хильда. — Надо идти, уже вечер.
— Ну так как, Йеспер, — сказал Маттиас, шагая по дороге, совершенно сбитый с толку. — Как идет дело со сватовством?
— Прекрасно, доктор, просто прекрасно! Она сразу же сказала мне «да». Но… мне надо кое-что подготовить… хозяйство и все прочее. Так что свадьба будет весной.
— Поздравляю, Йеспер! Приятно об этом слышать!
— Но во всем этом есть одна загвоздка: мне придется держаться подальше от молоденьких девушек, иначе, как она сказала, у нас с ней ничего не получится. Да, никогда не получишь в жизни все сразу! Помню одну девушку из Гольдштейна…
— Из Гольдштейна?
— Да, это на юге, в Германии.
— Ах, да, Гольдштейн…
— Вот именно. Разумеется, она не была уже девушкой, она знала в этом деле толк, даже слишком, Но, Господи, она меня столькому научила! Я был тогда совсем зеленым.
Он рассмеялся при одной мысли об этом и собрался было уже рассказать все по порядку, но Маттиас перебил его:
— Мы постараемся помочь тебе со свадьбой, Йеспер.
— Спасибо! А ваша свадьба когда будет?
— Мы… еще не решили точно, — ответил Маттиас, тайком пожимая руку Хильды. — Но, думается, это будет скоро.
— Это хорошо, не затягивайте с этим.
И это сказал сорокасемилетний холостяк, которого еле уговорили посвататься!
— Такая скверная история получилась с этим оборотнем, — многозначительно произнес Йеспер. — Подумать только, оборотнем-то оказался сам судья! Это самое худшее, что я когда-либо слышал!
— Он не был настоящим оборотнем, Йеспер, — пояснил Маттиас. — И вообще оборотней не существует. Он просто надевал костюм.
— Какая ему была из этого польза? — сердито произнес Йеспер, недовольный тем, что ему приходится перенапрягать свой мозг.
— Об этом надо спросить у него самого, — ответил Маттиас, не видевший смысла в том, чтобы пускаться в долгие объяснения. — Но вот мы и дома. Теперь ты можешь спокойно отправиться к себе на ферму, Йеспер, опасность миновала.
Конюх вздохнул.
— Мне было здесь так хорошо. Конечно, жить в Гростенсхольме неплохо, но еще лучше быть самому себе хозяином! Хотя… теперь в доме будут перемены. Иметь в доме баб…
Он задумался: по выражению его лица было видно, что эта мысль кажется ему приятной.
Хильда шла молча. Она все еще не могла простить ему его появления в этом чудесном месте возле сарая. Что-то защекотало у нее на лице — ветерок, паутина или… Если бы Маттиас был одним из «меченых» Людей Льда, ему наверняка захотелось бы узнать, были ли они там одни. Возможно, он ощутил бы тогда тень четырнадцатилетней девушки, сидящей на корточках на земле с плутовской улыбкой…
Ирония судьбы состояла в том, что прекрасный миг был нарушен появлением сына любовника ведьмы, которая заглянула на миг в их мир.
Возможно, ей показалось, что мир этот не очень-то изменился с тех пор? Что мужчина по-прежнему считается охотником, активной стороной, а женщина не имеет права на проявление своих чувств, потому что мужчины любят, чтобы они были романтически недоступными…
Приехали люди пристава и забрали с собой судью, предварительно выслушав всех, у кого было что сказать.
Было уже поздно, и Маттиас настоял на том, чтобы Хильда переночевала в Гростенсхольме. Многим его слова показались недостаточно убедительными, но никто не хотел вмешиваться в его дела. Так что Калебу пришлось еще раз оповестить домашних, что Хильда не будет ночевать дома.
— Похоже, это становится привычкой, — сухо сказала Габриэлла, узнав об этом. — Но я благословляю ее. Если ей удастся положить конец холостяцкой жизни Маттиаса, честь ей и хвала!
На этот раз Хильда настояла на том, чтобы спать в соседней комнате: провести целую ночь рядом с Маттиасом значило для нее совершенно лишиться сна, а она последнее время и так спала мало.
Изнуренные событиями дня, оба они быстро заснули. Но Хильда спала крепко лишь первую половину ночи, а потом почему-то проснулась. Крик о помощи? Какой-то шум? Оборотень? Нет, с этим было покончено.
Где она, собственно, находится? Рядом заскулил щенок.
Снова крик. Приглушенный, душераздирающий.
И тут она поняла, где она и кто кричит. Она спрыгнула с постели.
К Маттиасу снова вернулись его прежние страхи. Горы, высокие горы окружали его со всех сторон, оттесняли его в темную пропасть, где любой упавший камень мог стоить ему жизни. Он чувствовал, как каменная масса медленно наваливается на него, прижимает к земле, вдавливается в его спину. Он хотел выбраться наружу, вот он уже миновал тесный проход, но вокруг него происходили обвалы, и он оказался запертым в пещере, где не было ни отверстий, ни выхода.
Обычно на этой стадии сна он вставал и принимался ходить: шел и шел, чтобы выбраться из шахты.
Но на этот раз все было по-другому. Кто-то был рядом с ним, кто-то с мягким, успокаивающим голосом, кто-то лег рядом с ним, прижался к нему, стал его утешать и согревать.
