Ну силы-то у меня хватит...
Ввиду собственной непрактичности Ольга намеревалась помочь застрявшим господам' бескорыстно, даже не задумавшись о том, что у нее в карманах ветер свистит. Однако сами же пострадавшие все и испортили.
Эй ты! — повелительно окликнул владелец кареты, хамски указав при этом пальцем на грамотного тролля,— Ну-ка, убери с дороги эту телегу! Живо, тупое животное!
Ага, щас! — ощетинилась Ольга, тут же утратив желание помогать таким невежам.— Во-первых, сударь, вы невоспитанный хам. Сейчас же извинитесь перед доном Пако и извольте обращаться к моему другу с должным уважением. А во-вторых, он вам ничем не обязан, так что за растаскивание пробки с вас десять золотых. И с остальных тоже.
Шарик в качестве моральной поддержки басовито гавкнул.
Оскорбленный за хозяина кучер поинтересовался, не желает ли бесстыжая попрошайка попробовать кнута, и немедленно был озадачен встречным вопросом — не желает ли герой получить в глаз от тролля?
Шарик подтвердил серьезность хозяйских намерений еще одним грозным «гав!».
Ситуация получалась неловкая и неприятная — кабальеро краснел и синел, не зная, как поступить, оба кучера затравленно скрипели зубами. Горячие мистралийские парни тяжко переживали за свою мужскую честь, но мордобой с троллем не обещал ее благополучного восстановления. Циркачи — колобкообразный дяденька, пожилая дама, девушка и некто неопределенного пола — шустро скрылись в повозке, дабы ненароком не ввязаться.
Разрешить конфликт помогла дама из второй кареты. О, такие дамы не пропадают нигде и никогда, они способны справиться с любой ситуацией и повергнуть в прах любого противника звучным командирским голосом, непререкаемым потоком текста и грозной выправкой боевого бюста. Если же к указанному комплекту добавить гербы на дверцах кареты, дама становится практически непобедимой. Высунувшись из окошка, этот образец укротительниц коней и посетительниц горящих изб по-хозяйски рявкнул:
—Сударь, в такой ситуации вы еще и торгуетесь? Когда в городе враги, когда через две минуты в эти ворота будет ломиться толпа беженцев пешком, верхом и в экипажах всех видов, вы торгуетесь за несчастные десять золотых?
Кабальеро сделался непостижимо-фиолетового цвета.
Помолчите, сударыня! — огрызнулся он.— Дело не в деньгах! Задета моя честь!
В задницу вашу честь, благородный дон! Мужчины, которым действительно дорога их честь, остались со своим королем! А ты, сопляк, раз уж драпаешь в первых рядах, драпай молча, не выпендриваясь, и поменьше рассуждай о чести, у тебя ее не больше, чем у этого самого тролля! И мозгов тоже! Извинись, как сказано, и заплати, сколько просят! Или растряси кружева и растаскивай сам, вместе со своим безмозглым кучером, которому только на деревянных лошадках ездить!
Шарик подтвердил и это.
Ольга уже не слушала. При первых же словах практичной дамы у нее вдруг закружилась голова и подогнулись колени. В городе враги! Она опоздала! Все-таки опоздала!
С трудом сделав несколько шагов сквозь мутный туман с желтыми искорками, внезапно затянувший окружающий мир, Ольга нащупала шершавый камень ворот и оперлась о нижний край барельефа. Не успела. Теперь ни Орландо, ни придворного мага ей не найти. Они же всегда вместе, во дворде, а именно там сейчас идет бой. Либо погибли, либо убежали так далеко, что ей нипочем не отыскать. Да и чем они теперь помогут...
—Сеньорита... Простите...— тихо произнес кто-то рядом, почтительно и виновато.
Ольга обернулась, навалившись на ворота спиной, чтобы не упасть, и старательно поморгала. Тощая нескладная фигура пожилого циркача из фургона расплывалась перед глазами, тошнотворная слабость быстро разливалась по всему телу, превращая конечности в кисель.
Простите, мы не сможем заплатить...— тихо и безутешно продолжал старик, униженно склонив перед ней голову и прижимая к груди помятую шляпу.— У нас нет таких денег... Вот, только четыре... больше нету...
Не надо...— торопливо отозвалась Ольга, вмиг почувствовав себя гнусным эксплуататором и гидрой мирового капитализма.— Не надо денег. Езжайте. Ничего не надо.
Туман поплыл, сгущаясь в темноту, мир зашатался и опрокинулся вместе с дорогой, воротами, каретами и далеким испуганным голосом: «Что с вами, сеньорита? Вам плохо?»
Не реви,— сурово изрек придворный маг, взирая на своего короля с неодобрительным раздражением.— Стыд и позор! Взрослый мужчина, а чуть что — сразу в слезы!
Хорошенькое «чуть что»! — всхлипнул Орландо.— Во дворце осталось полно наших людей! Их же всех убьют...
—Может, кого-то и убьют,— согласился Макс, начиная потихоньку теребить косу.— Но скорее всего, они успеют сдаться. Я не зря сам отбирал, кого оставить во дворце, чтобы он выглядел обитаемым. Если бы отбирал генерал Борхес, он бы наверняка оставил самых отважных, готовых умереть за правое дело. А это глупость, такие нам еще понадобятся. Я же отобрал худших. Готовых струсить, сдаться, предать. И мы избавились от ненужных элементов, и они, возможно, выживут, если успеют сложить оружие. Так что не вижу повода реветь.
Он оглядел укромную пещерку, среди которой чудовищным анахронизмом торчала т-кабина с компактным контрольным устройством, и подумал, что он со всех сторон молодец получается. Не зря полгода назад, еще будучи региональным координатором, изобретал всевозможные предлоги для сохранения этой, казалось бы, уже ненужной кабины. Как чувствовал, что она еще понадобится. Хотя, собственно, почему «как»? Вор и должен чувствовать такие вещи, на то ему нюх даден.
А Шеллар? — напомнил король, в очередной раз шмыгая носом.— Амарго ведь говорил тебе...
А Шеллара я предупреждал,— раздраженно огрызнулся мэтр, стараясь не показать, как он сейчас жалеет, что не уперся тогда посильнее.
Его убьют.
Может быть. Если его раскусили. А может быть, нет. Есть вариант, что его просто проверяют, обычная практика контрразведки. Если он эту проверку выдержит, все обойдется. Нечего оплакивать его раньше времени.
А он выдержит?
—Зависит от того, насколько крепко его возьмут за задницу.
Такое сомнительное утешение вряд ли могло добавить оптимизма расстроенному королю, но рыдать он все же перестал. Выплакался, наверное.
Мэтр...— со слабой надеждой спросил он, утирая рукавом мокрое лицо.— Подумайте, не можем ли мы ему как-нибудь помочь? А? Ну хоть как-нибудь?
Можем,— проворчал Макс и протянул его величеству носовой платок.— Попросишь гномов, пусть сделают для него гроб.
Орландо отнял руки от лица и в шоке воззрился на наставника. В темных влажных глазах мелькали, неуловимо сменяясь, недоумение, ужас, негодование, обида и уйма иных подобающих случаю чувств.
