— Ты чего это нищих пугаешь?— услышал Конан за спиной знакомый голос и, обернувшись, увидел Бергона, что его немало порадовало.
— Ну?— поинтересовался Конан, даже не здороваясь.— Что тебе сказал твой жрец?
— Все нормально.— Замориец удовлетворенно улыбнулся.— Я подхожу для его дела, и мне разрешено взять с собой спутника. Любого, на мое усмотрение.— Он с надеждой посмотрел на киммерийца.— Я подумал, что, быть может, ты не откажешься от опасного, но прибыльного дельца?
— Ты сначала расскажи мне о нем,— усмехнулся северянин, уже чувствуя, чем ему предложат заняться.
— Ну,— помялся парень,— я и сам-то толком ничего не знаю. Знаю лишь, что дело опасное, но платят хорошо, а вот в чем оно заключается…— Он пожал плечами и одновременно развел руками.— Чтобы узнать это, я должен добраться до Кофа и разыскать там купца…
— …Велория,— закончил за него Конан.
— Ве-ерно,— удивленно протянул Бергон.— Так, значит, и ты направляешься туда же?— внезапно дошло до него.
— Да,— кивнул Конан,— но не один. Со мной еще двое.
— Ну и отлично,— обрадовался замориец,— веселей в пути, надежней в деле! Кстати, я уже купил себе скакуна, причем великолепного!— с гордостью воскликнул он.
— А вот мне нужно купить еще двух,— сказал Конан, — так, что не будем терять времени.
Провинциальный базар оказался ярким, как наряд цыганки, и шумным, как джунгли в устье Зархебы. Был он на первый взгляд невелик, но Конан сразу понял: если здесь и нельзя купить все, что заблагорассудится, то уж продать-то можно что угодно.
Лениво оглядываясь, вновь прибывшие миновали ряды торговцев невольниками, где Конану настойчиво предлагали купить хотя бы одного, а лучше пару телохранителей-кушитов, славившихся свирепостью и неподкупностью, и уж, в крайнем случае, невольницу, которых здесь тоже было предостаточно, причем на любой вкус, начиная с белокожих, златокудрых уроженок севера и заканчивая зембабвийками, походившими на прекрасные статуи, выточенные из черного эбенового дерева, что продавались неподалеку.
Однако Конан отмахнулся, и от него сразу отстали, поняв, что северянин явился сюда не за этим. Несостоявшиеся покупатели рабов равнодушно проследовали мимо лавок золотых дел мастеров, где можно было купить все, начиная от ажурной вендийской чеканки и заканчивая искусной зингарской резьбой по серебру. Здесь же чернокожие косторезы на глазах у изумленных покупателей изготавливали из слоновой кости статуи своих уродливых, как Дамбаллах, и прекрасных, как Небетет, богов.
Наконец добрались они и до торговцев оружием, где можно было приобрести решительно все, что могло понадобиться воину, начиная от боевого коня самых чистых кровей и заканчивая любым видом оружия любого качества, изготовленного в любой стране.
Тут-то киммериец и увидел своих пропавших товарищей. Калим стоял рядом с торговцем лошадьми и неторопливо рассуждал с ним о сравнительных достоинствах скакунов различных пород. Всем видом своим он показывал, что забрел сюда просто так, в надежде убить время, которого у него было предостаточно, и лишь случайно наткнулся на достойного собеседника, с которым может поговорить на равных. Однако Конан видел, как искоса он поглядывает на зингарского серого в яблоках скакуна.
Олвина стояла рядом с туранским вороным, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: если кому-то взбредет в голову попытаться перекупить выбранную ею кобылу, то носить свою неразумную голову этому бедолаге придется недолго. Торговец стоял невдалеке и довольно потирал руки в предвкушении грядущего барыша. Он ведь прекрасно понимал, что выбравшая лошадь красотка дожидается способного оплатить покупку дружка, который вот-вот должен подойти. Чем дольше тянулось ожидание, тем сильнее становилось нетерпение красавицы и тем, значит, выше можно будет взвинтить цену на прекрасную лошадь.
Наконец в поле зрения Олвины появился Конан. Девушка вздохнула с облегчением и тут же растерялась, когда Бергон остановился, как вкопанный и, уставившись на нее, в восторге всплеснул руками.
— Пресветлый Митра,— восхищенно прошептал он,— какая красавица!
Олвина смущенно зарделась. Конечно, она знала, что красива, но не придавала этому слишком большого значения. До сих пор мужчины как-то не очень интересовали ее. Она даже успела привыкнуть к своей красоте, так что теперь почти не замечала ее, и только восторженные взгляды представителей сильного пола постоянно напоминали ей, как она хороша. Однако никогда еще и никто не выказывал ей своего восхищения открыто, при всех. Конечно, она предпочла бы услышать эти слова от Конана, а не от этого незнакомого юноши, но, быть может, и хорошо, что все произошло на глазах киммерийца? Пусть видит, как другие оценивают ее красоту!
— Конан, посмотри, она само совершенство!
Глаза юноши выражали неподдельный восторг.
Олвина скромно потупилась, со стыдом чувствуя, как пылают ее щеки.
— Бабки слабоваты,— с видом знатока ответил киммериец.
Бабки? Какие еще бабки?! Девушка опешила и, не думая о том, что делает, погладила себя по округлым ягодицам.
— Зато какая грудь! — не унимался замориец.
Грудь? Рука Олвины переместилась на действительно прекрасную грудь. И тут только до нее дошло: эти мерзавцы говорят вовсе не о ней, а о кобыле, которую она выбрала! Она исподтишка осмотрелась: не видел ли кто ее позора? Но остальные были заняты своими делами. Лишь Калим, который не упускал ничего из происходящего вокруг, позволил себе улыбнуться уголками губ, но согнал улыбку, прежде чем девушка взглянула на него. Она облегченно вздохнула и прыснула в кулак.
— Прошу прощения, почтенные!— посчитал необходимым вмешаться торговец.— Не о моем ли коне зашла у вас речь?
— О ком же еще?— удивился киммериец.— Не об этой же девушке, у которой, Митра свидетель, вообще нет недостатков?!
При этих словах Конана Олвина с новой силой залилась румянцем, и крылья мечты мгновенно перенесли ее в объятия короля, заставив позабыть о вороной лошадке с легковатыми бабками, которую она держала под уздцы, равно как и обо всем прочем.
— Твоя правда, господин.— Наметанным глазом торговец мгновенно определил, кому из двоих суждено стать его покупателем.— Но та особенность, которую ты совершенно справедливо изволил заметить, вовсе не недостаток животного, а всего лишь признак породы. Очень редкой, осмелюсь заметить, потому что выведена она специально для всадника-женщины, которая просто не может обладать лишним весом. Тебя ведь не смущает тонкая, изогнутая змеей шея, равно как и небольшая, но необыкновенно изящная голова?— Он всплеснул пухлыми ручками и выразительно поцокал языком.— Посмотри, как резко она отличается от, скажем, немедийского большеголова или гандерландского тяжеловоза. Да и представь, как выглядела бы эта красавица, будь у нее толстый, тяжелый зад!
