Тот с готовностью подныривал под ладонь, напрашиваясь на ласку. Рядом топтались такие же здоровые, мохнатые твари, действительно, чем-то похожие на луговых собачек. Но Веровек, казалось, его даже не услышал. Он смотрел только на Шельма. Прямо из тонких, обманчиво хрупких пальцев шута ко всем зверям тянулись серебрящиеся в свете луны и звезд нити, такие невесомые, словно паутинка, но кажущиеся слишком нематериальными и невинными, чтобы быть таковыми на самом деле.
— Вот видишь, — повторил слова лекаря шут, не поворачивая головы, — я монстр воплоти, дорогой братец. Масочник. Все еще хочешь у меня учиться?
— Хочу, — неожиданно твердо буркнул Веровек в ответ.
Шельм медленно повернулся к нему и поднял глаза. Королевич выдержал его пустой взгляд. И тихо пояснил, зная, что не смотря на возню и тихое повизгивание все еще топчущихся рядом чумриков, и шут, и лекарь его услышат.
— Думаешь, я не знал, кто ты, когда соглашался?
— Что? — глаза Шельма непроизвольно распахнулись шире, так сильно был он удивлен этим откровением.
Веровек отвел взгляд, глядя на диковинных хищников болот, и напомнил, словно бы между прочим:
— Мы с тобой из дворца под шумок в город сбежали на ярмарку посмотреть, помнишь?
— Положим, — осторожно отозвался шут.
— Там дети на дороге играли в куличики, маленькие такие, несмышленые совсем карапузы, а мы мимо шли, яблоками ворованными из чужого сада хрумкали. В конце улицы, словно из ниоткуда появилась повозка. И взрослые, что вокруг слонялись, не сразу уразумели, что кони пьяного возницу понесли. Он несся прямо на детей, и никто этого не видел, никто. А когда увидели, было уже поздно. Помню, я застыл тогда, так страшно мне сделалось. А потом в стену впечатался боком, больно ударившись плечом, это ты меня оттолкнул. Кони затормозили сами, без участия возницы. Но окружающие этого даже не поняли. Они не видели твоих нитей, а я видел… — Веровек глубоко вздохнул, и продолжил: — Я, когда домой вернулся, первым делом к няньке кинулся. А как начал расспрашивать, отчего у человека из пальцев нити вырастают, и почему кони его слушаются, так она побледнела вся, подхватилась и унеслась куда-то, так мне ничего не объяснив. Вернулась уже с начальником дворцовой стражи дядькой Кримом, он у меня все выспрашивал, где я такого человека видел. Я и соврал, что дядька какой-то мимо проходил и детей спас. Мне поверили. А вечером Крим отцу с матушкой рассказал, а я подслушал, что марионеточник мне встретился и что дар у меня, дескать, нити эти самые видеть, развивать бы надо. А мать в слезы как ударилась, они с батей её насилу успокоили, ну а на следующий день она мне как раз с тобой дружить и запретила. Наверное, решила, что это из-за тебя я попал в место, где масочник ошивался.
— И что же, тебя это не смущает?
— Что именно?
— Что я масочник?
— Нет. А должно?
— Тебе должны были сказать, что все мы по определению монстры.
— Ну, значит, ты мое личное исключение, подтверждающее правило, — легкомысленно отозвался королевич, подошел к нему и протянул руку.
Шельм секунду смотрел на нее, потом принял, крепко пожал и легко поднялся на ноги.
— Ставрас, а ты что по этому поводу думаешь? — повернулся к лекарю Веровек, отпуская, наконец, руку кровного брата.
— Согласен с исключением, но против личного.
— Почему? — изумился королевич, не уловив подвоха.
— Потому что собственник, — пояснил лекарь с усмешкой.
Королевич замер и картинно закатил глаза.
— И когда только вам надоест эта бородатая шутка?
— Позвольте, когда это она обзавелась бородой? — прозвучал рядом с ним веселый голос шута.
— Да, сколько можно парочкой прикидываться! — не унимался Веровек, у которого эта тема, похоже, все же была больной.
— А с чего ты взял, милый братец, что мы прикидываемся? — не унимался шут.
— Да с того, что вы оба нормальные парни, ну, то есть, ты парень, а Ставрас мужик. Так что, нечего тут изображать из себя каких-то ненормальных.
— А ты братец все же редкостный ханжа. Что же, по-твоему, мы тут при тебе обнимашки с лобызаниями должны устраивать, чтобы ты поверил, а?
— Ставрас, ну хоть ты-то скажи ему! — попытался прибегнуть к последнему средству Веровек.
Но тот не внял его просьбам.
— Отпусти их, Шельм, — кивнув в сторону чумриков, мягко произнес лекарь, даже не взглянув на возмущенного королевича.
— А не хочешь какого-нибудь на мех и мясо пустить? Вон из того рыженького получилась бы отличная шубка, — полюбопытствовал шут до отвращения невинным голоском.
И только лекарь, связанный с ним узами запечатления, смог уловить проскользнувшее в голосе легкое напряжение. Убивать беззащитных против его магии зверей шут не желал, но в очередной раз устроил проверку своим спутникам.
— Это не охота, где каждый сам за себя и открыт перед противником. Это всего лишь самозащита. Мы защитили себя, они оказались слабей. Отпусти.
Шут на миг прикрыл глаза ресницами и нити все еще натянутые, обвисли. Веровек с облегчением выдохнул, похоже, ему тоже была неприятна идея так легко убивать беззащитных зверей, опьяненных магией. Чумрики растерянно заозирались, а потом быстро растаяли в ночи, не оставив после себя ни следа, ни даже звука.
— И как они в болото не проваливаются? — неожиданно полюбопытствовал Веровек, возвращаясь к своему отброшенному в сторону одеялу.
— С помощью природной магии, — пояснил лекарь, тоже укладывающийся. — Они умеют уменьшать вес собственного тела, поэтому никогда не проваливаются, даже в самую безнадежную топь. Но, если их убить, магия исчезает, и вес тела становится естественным, вот так-то. Странно, что ты этого не знаешь. Тебя же должны были обучать, в том числе рассказывать о зверях королевства, которым тебе предстоит в будущем править.
— Маменька разогнала всех учителей, — тихо вздохнул Веровек, кутаясь в одеяло.
— За что?
Королевич не ответил. Зато пояснил шут, присевший у костра, чтобы подбросить в него хворост.
— Рано или поздно каждый из них, кто обладал хотя бы зачатками дара, начинал его учить, ненавязчиво, конечно, но как только королева прознавала, что любимое дитятко мерзопакостной магии учат, устраивала дикий скандал. Король сдался быстро. Палтус вообще не любит конфликты в семье и всячески их избегает. Странно, что ты не знал.
— Я перестал следить за отпрысками королевской фамилии еще пару веков назад, — задумчиво произнес Ставрас, глядя ему в спину и совершенно не заботясь о том, что это откровение мог услышать кроме Шельма еще и Веровек, не успевший уснуть.
