Ознакомительная версия.
– Черная магия, некромантия и механика, ваша светлость, – пожал плечами Лебиус. – И практика. Долгие годы практики. Я много экспериментировал, пересаживая части людей, птиц, животных, рыб и насекомых. И я добился определенных успехов в этой области…
Да, Альфред видел уродцев, созданных руками Лебиуса. Мрачное зрелище.
– Я оживлял мертвых и в этом тоже преуспел…
И при этих опытах маркграф присутствовал. Он до сих пор помнил леденящий ужас, который пришлось испытать в САМЫЙ ПЕРВЫЙ РАЗ, когда под заунывный речитатив заклинаний холодный покойник, прикованный к столу, вдруг вздрогнул и зашевелился.
– Я собирал и заставлял работать сложнейшие механизмы, и здесь мне тоже не было равных.
Опять не пустое бахвальство – факт. Диковинная механика Лебиуса в огромных количествах присутствовала во всех магилабор-залах.
– Создавая голема, я лишь объединил полученные знания воедино. Я связал живую плоть с неживой материей. И получил новое существо. Ни мертвое, ни живое. Так возникают големы. Живые из мертвого. Мертвые из живого.
– А ведь твой прагсбургский голем, помнится, был лишь мертвой глиной? – прищурился Альфред. – Одна только глина, и ничего более, ведь так? Или…
Маркграф сбился. Замолчал на миг. И снова продолжил:
– Или не так?
– Никто не знает, что было замуровано в той глине, – опустив глаза, смиренно ответил Лебиус. – Точнее – кто там замурован… А я об этом никому не рассказывал.
– Ах, вот оно что! Тогда ясно… А теперь, значит, ты замуровываешь человеческие останки в металле?
– Без этого нельзя, ваша светлость. Сам по себе металл, как и глина, не рожден для жизни. Изначально он мертв. Но в том-то и состоит суть магии и некромантии, чтобы из мертвого создать подобие живого. И заставить это подобие жить. В свое время я раскопал немало могил и искромсал немало трупов. Все ради того лишь, чтобы досконально изучить строение человеческого тела. Ныне же я воссоздаю в стали, железе и магических эликсирах то, что сотворено из кости, плоти и крови. Воссоздаю и смешиваю одно с другим – жизнь и смерть. Скованная магическим огнем и словом, смесь эта подчиняется законам жизни, но уже не страшится смерти. Не так, как мы, страшится, по крайней мере.
– Одним словом, ты уподобляешься Творцу? – тоном, который можно было толковать двояко, спросил Альфред Оберландский.
– Отнюдь. Всего лишь использую по мере своих скромных возможностей его творения.
Маркгаф усмехнулся. Сначала изворотливому ответу собеседника. Потом еще раз – собственным мыслям.
– Послушай, Лебиус, я тут подумал… А почему бы тебе не создать из металла не человека, а иных тварей? Механическую собаку, к примеру? Волка? Медведя? Найти какую-нибудь подходящую зверюгу, в которой наиболее сильна воля к жизни, и использовать ее. Так, для разнообразия…
– Ваша светлость изволит шутить? – осторожно поинтересовался прагсбургский магиер. – Вы просили меня создать воинов…
– Воин может быть в разном обличье. В обличье хищного зверя – тоже.
– Ах, вы об этом… Не думаю, что это наилучший облик для механического бойца. Создавать големов по звериному подобию такая же неоправданная трата сил и времени, как поднимать при помощи некромантии армию нерасторопных разваливающихся мертвецов, которых достаточно смелый враг сметет, растопчет и изрубит в никчемные копошащиеся куски при первом же конном натиске.
– Но почему? Почему неоправданная?
Лебиус объяснял негромко и терпеливо:
– Во-первых, жизненная сила… воля к жизни человека… по-настоящему сильного человека, человека-борца, человека-победителя, ближе к сути металла, а значит, проникает в него глубже, чем самый мощный и яростный инстинкт неразумного зверя.
– Ну и пусть, – не унимался Альфред, захваченный неожиданной идеей. – Пусть тогда человеческая сила и человеческая плоть будут заключены в оправу стального зверя.
– Невозможно, ваша светлость, – возразил магиер. – То, что некогда являлось человеком, нельзя достаточно эффективно использовать в облике зверя. К тому же звериная лапа не способна удержать оружие. Я, конечно, могу снабдить мечом какого-нибудь механического медведя, укрепить рукоять болтами, приварить намертво к когтям, но что толку? Настоящему медведю меч будет помехой, значит, он будет мешать и медведю, сотворенному из металла. А меч в бою, согласитесь, все же предпочтительнее медвежьих когтей. Так уж сложилось, ваша светлость, что человек лучше прочих тварей приспособлен для уничтожения себе подобных. Потому и ваши боевые големы имеют человеческое обличье. Зачем выдумывать заново уже придуманное и неоднократно испытанное до нас?
– Логично, – признал Альфред.
Лебиус приободрился, заговорил увереннее:
– Крепкий меч в крепких руках – прекрасное орудие убийства. А если понадобится, в руки от» можно вложить что-нибудь еще. Да и сами по себе стальные пальцы и кулаки голема дорогого стоят. В случае необходимости с врагом он расправится голыми руками. Для этого клыки и когти, которыми людское племя было обделено при сотворении мира, голему не нужны.
– Да, я видел, – снова вынужден был согласиться Альфред. – Под Нидербургом твой голем дрался не только мечом. Помнится, своими цепкими пальчиками он кому-то на ристалище даже оторвал руку.
– Голем способен и не на такое, ваша светлость. Если пожелаете, я прямо сейчас наглядно продемонстрирую вам силу его хватки?
Альфред милостиво кивнул. Было любопытно.
Лебиус шагнул к доспехам голема, обошел их, вступил в нишу с инструментами, загремел железом и вернулся назад с широкополой солдатской каской-шапелью в руках.
Это был простой, но крепкий и надежный шлем, укрывающий голову и плечи от рубящего удара сверху, с седла. Маркграф понимающе ухмыльнулся. Ох, не случайно припрятана здесь эта каска! Видимо, для сегодняшней демонстрации все подготовлено заранее. Хитрец колдун!
А Лебиус уже суетился возле голема. Обеими руками и явно не без труда магиер сгибал растопыренные стальные пальцы – один за другим, фалангу за фалангой, покуда пальцы не стали подобны крюкам. Затем Лебиус положил шапель на безжизненную ладонь механического монстра, влез на лестницу и уже оттуда дотянулся до невидимого рычажка, упрятанного где-то под мышкой великана, в переплетении трубок, пружин и туго намотанной проволоки.
Тихо щелкнуло, громко лязгнуло.
Мертвая рука голема на миг ожила. Дернулась. По всей конечности – от плеча до кончиков скрюченных пальцев прошел незримый, неведомый импульс.
Дрожь.
Вибрация.
Стальные пальцы голема сомкнулись…
Хруст.
Скрежет.
Ознакомительная версия.
