— Где же остальные? — спросил Нуада.
— Там, — махнула она в сторону выхода. — Одни строили себе снежные стенки, другие продолжали идти. Их всех ждет смерть.
— Сколько вас всего?
— В путь вышло двести человек. Сколько умерло, я не помню.
Нуада встал, застегнул плащ и выглянул из пещеры. Небо расчистилось, и на нем сияли звезды.
— Я приведу помощь.
— Вы сами чуть не погибли, не ходите. Если мороз вас не доконает, то убьет душегуб Решето.
— Дайте мне еще один плащ, и я вернусь с провизией, — пообещал Нуада. — Соберите сюда как можно больше ваших людей и скажите им, чтобы не расходились.
— Почему вы помогаете нам, номадам?
— Потому что глуп. Соберите своих в пещеру.
Он зашагал на восток, следуя указующему персту Звездного Воина и сверяясь с Большим Копьем.
Совсем выбившись из сил, он набрел на пещеру, отдохнул там два часа, погрелся у костра и пошел дальше.
На следующий день он, поднявшись на холм, увидел внизу знакомый частокол. Ослабевший от голода и холода, он съехал с горы на заду. Лло Гифс увидел его с мостков и вышел к нему.
— Добро пожаловать назад. Хорошо прогулялся?
— Там умирают люди, Лло. Они гибнут от голода. Мы должны помочь им.
— Поможем сначала тебе, поэт. Ты стал белый, как мел. — Лло привел его в хижину Арианы. Девушка, сидевшая у жаровни, засмеялась при виде Нуады.
— Великий охотник вернулся! Что ты нам принес, кроме отмороженного носа?
Лло помог поэту снять промерзшую одежду и стал растирать его. Ариана согрела у огня полотенце и приложила Нуаде к лицу. Глаза поэта закрылись помимо его воли. Когда он проснулся, рядом сидел Лло.
— Там, в лесу, двести человек, — сказал Нуада. — Они номады, у них нечего есть, и до моря им не добраться.
— Нашли время отправляться в путь.
— Им пришлось выбирать между дорогой и смертью. Мы должны им помочь.
— С какой стати? Я их знать не знаю.
— То есть как — с какой стати? Это люди, Лло, такие же, как мы с тобой.
— Нет, не такие. Я сижу в теплой хижине, и еда у меня есть.
— Пойду к Решету, — отрезал Нуада. Он встал и подошел голый к огню, где сушилась его одежда.
— Какой славный задочек, — сказала Ариана, и он повернулся к ней.
— Шути, Ариана, шути. Смейся над детьми, замерзающими в снегу, и над их безутешными матерями.
— Я не над ними смеялась, — опешила девушка.
— Верно. О них ты даже думать не хочешь, оба вы мне противны. Вы ничем не лучше короля, даже хуже. Он обрекает людей на смерть, чтобы забрать себе их добро, а вы делаете это просто так. Без всякой причины.
Он оделся и пришел в большой дом, где пили, ели и рассказывали байки около сорока человек. Поэта встретил хор приветствий, но он направился прямо к Решету.
— Рад видеть тебя живым, — сказал атаман. — Я по тебе соскучился.
Нуада рассказал ему о номадах, и он пожал плечами.
— Они выбрали плохое время для бегства. Но через пару дней снег перестанет, и кто-нибудь из них дойдет до цели.
— Значит, вы не хотите помочь им, барон?
— С чего это вдруг? Разве они мне заплатят?
— Не знаю. Но скажи мне: сколько стоит тот волшебный миг, о котором мы говорили?
— При чем тут это? — сузил глаза Решето. — Я был пьян, вот и городил всякую чепуху.
— Назови тогда цену своим хмельным словам. Сколько стоит такое воспоминание? Десять рагов? Двадцать? Тысячу?
— Ты сам знаешь. Этому нет цены.
— Этой самой монетой и заплатят тебе номады. На этот раз тебе не надо сражаться с чудовищами — ты просто поможешь тем, кто в этом нуждается.
— А ты, Нуада, что мне дашь?
— У меня ничего нет.
— У тебя есть двадцать рагов, которые я дал тебе на дорогу в Цитаэрон. Согласен ты заплатить ими за хлеб для голодных?
— Конечно, только… — Решето протянул руку ладонью вверх. Нуада, поморгав, развязал свой кожаный кошель и отсчитал деньги.
Решето отложил золото в сторону.
— И ты останешься здесь, пока я не дам тебе разрешения уйти?
— Остаться? — Нуада увидел темное торжество в глазах Решета и проглотил слюну. В Цитаэроне он мог бы снова разбогатеть и жить во дворце, где ему прислуживали бы красивые женщины. Солнце там теплое, от моря веет свежестью. Остаться здесь и умереть от скуки?
— Ну? — молвил Решето.
— Хорошо, остаюсь, но у меня тоже есть условие, барон: не надо больше грабить номадов. Я остаюсь ради героя, а не ради вожака разбойников.
Решето с ухмылкой хлопнул его по плечу.
— Согласен, Решето, лжец, клятвопреступник, вор и убийца дает тебе свое слово, как бы мало оно ни стоило.
Эррин, несмотря на теплый плащ, овчинные рукавицы, две пары штанов и меховые сапоги, промерз до костей. Два дня они с Убадаем шагом двигались по зимнему лесу, боясь, как бы лошади не повредили ноги. Тропы, вполне проходимые летом, зимой стали смертельно опасны для всадников из-за покрытых снегом камней и ям, из-за деревьев, готовых рухнуть под тяжестью снега. Убадай в первый день не сказал ни слова, а вечером у костра завернулся в одеяла и проспал до рассвета. Эррин понимал, что номад сердит, и чувствовал себя виноватым. Он дал Убадаю свободу, и тот не обязан был делить с ним опасность. Но с другой стороны, Убадай и в Макту не обязан был возвращаться, чтобы спасти своего бывшего хозяина, это озадачивало.
На третье утро небо прояснилось, и Эррин посмотрел на встающее солнце.
— В какую сторону нам ехать? — спросил он Убадая. Номад, скатав одеяла и приторочив их к седлу, молча указал на тропу между деревьями. — На восток? — Номад кивнул. — Ну, полно, Убадай, хватит играть в молчанку. Почему мы едем на восток?
Номад, проворчав что-то, повернулся к нему лицом.
— Следов нет. Всюду свежий снег. Женщину нельзя найти. Мы едем назад.
— Надо еще поискать. Мы провели в лесу только два дня.
— Я ищу. Ее люди либо хорошие, либо плохие. Если хорошие, они пошли к Королевской дороге, на юг. Если плохие, повернули назад. Приведут женщину в Пертию, когда Картан уедет и придут королевские корабли. Если они хорошие люди, нам их не догнать. Если плохие, должны были пройти здесь.
— Это только догадка, — сказал Эррин.
— Да. Я следопыт, не колдун. В первый день они шли на восток — зачем?
— Откуда ты знаешь?
— В пещере, где мы отдыхали вчера, были следы двух костров и трех человек — у одного ноги маленькие, но шаг широкий. Зачем два костра на троих? Женщина сидит отдельно.
Эррин пожал плечами. В этом деле все решал Убадай.
— Тебе не нравится здесь, верно? — спросил он, садясь на коня.
Убадай с ехидной улыбкой взглянул на покрытые снегом деревья.
— А тебе нравится?
— Дело не в этом. Для меня это долг, но тебе-то зачем было ехать? И зачем ты вернулся за мной в Макту?
