— Почему именно сейчас?
— Вам не понять, я знаю куда больше о мире, чем вы. И я знаю, что настал именно такой момент. Сейчас у меня есть шанс, не просто в пустую извести свой народ, а дать ему новый шанс. Итак, господин Сорокамос, вы последний правитель людского рода, согласны ли вы на проведение ритуала?
— Да.
Внезапно Сорокамос понял, что свободен, что ему очень легко дышать и что его больше ничто не приковывает к креслу.
— Мадам Аланка?
— Нет.
— Ох, — Славес был разочарован, — почему?
— Я понимаю вас, и вижу вас насквозь. Вы жаждете смерти так, как ваше существование вам уже в тягость. Все эти нападения на Эолис это ваших рук дело, вы привлекали к себе внимание, чтобы мы пришли и разделались с вами. Вам не нужны какие-то жалкие души принца и короля: сотня жизней лучше двух. Вы не можете простить собственной смерти и желаете, чтобы другие разделили с вами вашу вечность. Я не верю в какой-то шанс человечества, вами движет жажда крови!
Славес выслушал тираду без особых эмоций, только все сильнее и сильнее бледнел.
— Мадам, я, кажется, теперь понимаю, что находят в вас мужчины. Но не будь вы женщиной, я бы сказал, что вы очень и очень глупы. Где бы было ваше хваленое добро, не будь в его руках "орудий зла"? Вы препятствие на пути к новому рождению. Дети всегда родятся в муках, чтобы построить новый дом надо снести старый. Всему новому необходимы страдание и очищение. То, что вы предлагаете, рано или поздно приведет к тому, что опухоль под названием "Славес Жестокосерд" разрастется до таких размеров, что справиться вы сможете с ней, только убив меня. Я все равно добьюсь рано или поздно, так или иначе, своей цели, вот только задумайтесь, милая мадам, стоит ли разменивать нечто очень ценное на мелочи?
— Сотня жизней мелочь?
— Эту сотню ждет новое будущее!
— Их ждет смерть!
— Ах, дьявол, как же с вами сложно! Вспомните, посмотрите на свое искалеченное тело, что вы пережили там, у людей, сколько страха, сколько боли, вас это ничему не научило?
Аланка задумалась.
— Мне жаль их, они умрут и ничего не оставят после себя. Спасать то, что можно спасти это же…
— Это бабушкины сказки! Вы согласитесь на ритуал?
— Нет, я не согласна.
Сорокамос хотел закричать, чтобы Аланка соглашалась, потому что внезапно понял, куда клонит Жестокосерд.
— Ну что же, — в голове Аланки зазвучал голос человеческого короля, — тогда мне придется сделать так, чтобы провести ритуал без твоего согласия. Зачем ты упрямишься, мешаешь мне? Ты влезла в мои планы со своим гуманизмом и жалостью.
Аланку пронзила боль, она не различала ощущений, она просто стала сгустком боли, который раздирали на кусочки невидимые ножи и клещи. Аланка вопила, чтобы отдать часть боли, облегчить свое страдание. Все внезапно стихло, как и началось:
— Это тысячная часть того, что я для тебя заготовил, ответь мне, ты согласна?
— Я… я… Я не могу согласиться, — обреченно выговорила Аланка. Тело ее взорвалось болью.
— Тогда вот тебе мое последнее слово. Ты узнаешь всю прелесть агонии, дорогая, ты будешь жаждать смерти сильнее, чем чего бы то ни было, а когда ты умрешь, то не заметишь этого. Испытай все, что испытало на себе человечество. Это тебе за твое упрямство!
Голос Славеса растворился, оставив Аланку вне времени и пространства, где-то между…
Десятилетия летят быстро, особенно если это первое ваше десятилетие, на день рождение принца Лиранийского Бендоса IV уже с рождения прозванного Везучим собрался весь цвет Лирании. На площади Лебедь-града была возведена трибуна, чтобы юный принц мог наблюдать представление в свою честь, он сидел слева от своего отца Павлеса Теорга, справа от короля сидела королева Лирании Фелия. За троном маленького принца стоял его наставник и учитель — бывший Владыка Эолиса — Микаэлос, в сопровождении своей иноземной супруги. Тут же присутствовали представители восточных кланов, с которыми были налажены и урегулированы все отношения. Не хватало только одного.
— Где дядя, отец? — спрашивал Бендос. мальчишка любил герцога Сорокамоса, своего дядю, и очень ждал его.
— Ваш дядя, скоро прибудет, сегодня он хочет познакомить вас кое с кем.
Бендос отметил, как омрачилось лицо отца, и как мать поджала губы.
— Его высочество, герцог Эолисский прибыл, — склонился к Павлесу Джуриусс, в новехоньком мундире адмирала воздушного флота.
Действительно на площадь пешком вошел Герцог, толкая перед собой коляску с какой-то старухой, рядом семенил бескрылый горбун.
— Почему он без крыльев?
— Это последний человек, сынок, — ответила Фелия.
— А кто эта пожилая дама?
— Это жена твоего дяди, — пояснил Павлес.
Король сам с трудом узнал прежнюю Аланку в это иссохшей седой старухе. Тело ее всегда было неподвижным, она не говорила и ничего не воспринимала. Однако Сорокамос не терял надежды, он единственный общался с ней так, как будто она все понимает, слышит и видит
Сейчас, перед тем как представить ее наследнику трона, он расправил складки ее платья, погладил по голове и прошептал:
— Не волнуйся, у Павлеса очень славный мальчик!
В этот момент случилось нечто невероятное. Свет солнца померк, резко похолодало, и пошел снег, но такой, которого никто никогда не видел: каждая снежинка была ярко-алого цвета. Пока все рассматривали столь необычное погодное явление, Аланка вдруг вздрогнула, моргнула, из ее глаз покатились две слезы, она посмотрела на Сорокамоса и слабо улыбнулась. Герцог поднял ее на руки и бережно, как ребенка прижал к себе. Снег в это время совсем прекратился.
Маленький принц прижался к отцу.
— Что это? — испуганно повторял он.
— Кажется, вы стали свидетелем чуда, ваша светлость, — тихо сказал Микаэлос, — Это величайшее чудо, сир, смерть отвернулась от нее. Вы только что видели, что такое чудо любви… Запомните это хорошенько. Бендос дрожа, посмотрел туда, где только что смерть потерпела сокрушительное поражение…
