Лёша так-то хороший. Правда пьёт как лошадь. Отчего и забывает, что порой берёт книгу с собой.
Сегодня она была с ним.
Теперь её уже нет.
Глава 13
Я стоял в ванной.
«Та-а-ак, ёпте, падажжи. Это сюда… это вот сюда… а это… э-э… почему оно кипит? Так и должно быть?», — чешу затылок своей тупой башки, — «Та-а-ак, падажжи»
В инструкции этого не было. Но справедливости ради, я вообще половину не понял. Там мало того, что на латыни, так и писал какой-то недалёкий.
Ну, в прочем, и ладно — работаем. Всё идёт почти идеально!
— Лаборант, отвар мне! — не глядя протянул я руку.
*Пуньк-пуньк-пуньк*, — бежал грибочек.
Мне кладут в руку реагент, я уже собираюсь его вливать, как замечаю неладное.
— Лаборант, чёрт возьми, это зубная паста! Ты чё принёс⁈
— Плю-ю-ю… — виновато поёжился грибочек.
Лаборанты из грибов, конечно, такие себе. Понаберут, блин, по объявлению…
Оказывается, вместе с пухлыми ножками, у них есть и коротенькие ручки. Они их в теле прячут.
Я сам беру отвар из какого-то мха и вливаю. Кипящая смесь тут же успокаивается и окрашивается в приятный зеленоватый оттенок! Есть! Я обуздал химию! Осталось последнее, и перемешать!
— Второй лаборант, мешалку мне! — не глядя протягиваю руку.
*Пуньк-пуньк-пуньк*, — бежал грибочек.
Мне кладут в руку инструмент для размешивания, и я уже собираюсь заканчивать зелье, как замечаю неладное.
— Это мамина щётка!
— Юу-у-у… — поёжился второй мицелий.
Ох, ну кто со мной работает…
«Ладно, что там дальше. Ну вроде это сюда, да?», — помешиваю состав пластмассовой мешалкой для кофе, — «О! Белеет! Работает!»
Работает! Ха-ха, оно реально белеет согласно инструкци…
Бах!
Смесь резко чернеет, бурлит и взрывается мне прямо в лицо! Я успеваю закрыть глаза и поджать губы прежде, чем поток сажи накроет моё лицо.
Больно не было. Мне будто просто углём харю осыпали.
Затем я открываю глаза, задираю голову на чёрный потолок и пытаюсь оттереть лицо.
Оно… не оттирается.
— О нет… — глянул я в зеркало, и тут же услышал быстрые шаги, — О нет!
Мой слух позволяет понять тяжесть объекта, и я узнаю в этих микро-ножках мамины.
Я рыщу по всей ванной в поисках решения, лью на раковину отбеливатель, жидкое мыло, молочко для тела, пену для бритья, но ничего, ВООБЩЕ ничего не выходит.
— Миша⁈ — дверь отворяется.
Медленно поворачиваюсь.
Мама молчит.
Она смотрит на мою чёрную харю, а потом поднимает голову на почерневшую ванную, и с открытым ртом оглядывается.
Мы застыли. Только грибочки радовались. Они любили мою маму.
— Плю! Плю! — они запрыгали и замахали ручками.
— Миша… Миша, сынок… ты чего наделал?.., — она побледнела, — Нам же в школу… через полчаса…
Я стоял в трусах, половину чёрный, виноватый. Сказать нечего. Мешать реагенты из книги на латыни, причём в ванной, причём в кружке для чая оказалось… плохой идеей.
Что-ж, теперь можно констатировать факт. Эксперимент не очень-то и удался.
* * *
Примерно в это же время. Деревушка у леса.
С одной стороны было радостно — они живы. С другой было грустно — коллекторы им швабру в жопу запихают.
Эх, а как ведь всё шло хорошо! Да они купались в деньгах! Ведь этот гриммуар продал лудоман из разорившегося рода, которому срочно требовались деньги.
Глупость? Конечно. Редкость? Безусловно. Но терять такую возможность глупо.
Только вот ЧТО он решил скинуть по дешёвке…
Жил был Парацельс — алхимик. Умный, крутой, богатый. О нём все знают — историческая личность, один из столпов целительства. Но была проблема — он не мог иметь детей. И он решил, а почему бы, собственно… человека не создать?
Парацельс создал гомункула из своей крови, буквально свою копию, и научил его всему!
К сожалению, идентичность тела — не означал идентичность взглядов.
Гомункул назвался «Отцом» и создал свою, тёмную алхимию. Где Парацельс учит исцелять и помогать, его злая копия — убивать и порабощать.
И потому сейчас, в современном мире, каждый может купить книжку с «добренькой» алхимией! Понос излечить, огород защитить, да кожу укрепить! Но где ты найдёшь «злую» алхимию? Чтобы свести человека с ума, чтобы напиться с одной капли, чтобы наркота во флаконе и стояк до утра⁈ Этого мало. Это ценно. И это было в гриммуаре…
Который они просрали.
— Нам конец. Нам конец, — мотал головой первый друг, — Просто конец! Зря мы, нахрен, пошли в тот лес! Делали бы капли псилоцибиновые и бед не знали! Но не-ет. Не-е-ет! Правильно молвят, Жадность — это Грех!
— Мне чем алименты-то платиииить⁈ — схватился за волосы второй, — И… и… и водку дешманскую больше не хочу!
— Ты не про водку думай, идиот, а про коллекторов! Нам чем возвращать? Мы же не копили ничего, мы кутили неделю подряд! Боже, что делать… — они схватилась за голову, — Что же нам…
И тут Лёша, который, собственно, и ответственен за потерю книги, со вздохом поднялся и взял куртку.
— Ты чё, Лёх?
— Если мой дед был прав, то… — нахмурился он, — Я знаю, что можно попробовать.
У леса есть Хозяин.
И он разумен.
* * *
Меня отмывали двадцать минут.
Меня не отмыли.
Анна повышала голос очень редко, но почерневший сын, видать, входил в эти исключения.
— Ты не мог это сделать вчера, когда был выходной? Ты не мог это сделать завтра, когда школу можно пропустить⁈ Нет, надо было стать негром, когда пропускать НЕЛЬЗЯ! Ты вообще головой не думаешь⁈ — она реально злилась, — Значит пойдёшь чернопопый! Будет тебе уроком!
Я стоял надутый и расстроенный в коридоре. Немного отмытый, но всё ещё буквально серый. Мне хотелось и обидеться, и уйти навсегда из дома, чтоб знали как кричать! Соберу конфеты, трусы и телефон, и буду жить в лесу!
А с другой стороны… блин, реально до завтра подождать не мог?
Отец здесь мог лишь покачать головой. Мальчишеская солидарность не позволяла ругать, но и защищать глупо — реально ведь балбес.
И пока мама чертыхалась и ломала голову, чем оттирать когда-то белую ванну, я пошёл к отцу, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.
— Па, кстати, — я подошёл, — Я подарил цветочек.
— Ого. И как? — он заинтересовался.
— Да мне аж не хватило. Они их почти с руками оторвали! Одна чуть руку не откусила!
— «Они»?.., — задрал он бровь, — Хотя, с недавних пор такое не осуждают… — пошоркал он щетину, — Главное никого не обижай и не расстраивай, хорошо? А там хоть пятерым.
— Не буду! Ну кроме Кати. Но она дура, и ещё не моется, — закивал я, меняя тему, — Пап, а когда Макс приедет? Ты обещал.
— В процессе, сынок. Пока всё на мази, — кивнул он, — А теперь извинись перед мамой, скажи что больше так не будешь, и мы поехали.
Я вздохнул. Блин, извиняться тяжело… но надо.
— Мам, пвости… — во мне сработали надувные механизмы, поэтому подошёл я снова с большими щеками.
Меня простили. Это-ж мало того, что мама, так и вовсе моя. Она зло держит максимум две с половиной секунды, и то, это рекорд.
Короче, мы поехали на доброй ноте.
Жаль добрые ноты быстро закончились. Видите ли ждать соучаствия и солидарности от первоклашек… наивная затея. Хотя я, честно, верил в лучшее! В добро верил!
Ага. Конечно.
— ВА-А-АХА-ХА-ХА! — Максим аж чуть в штаны не сходил, — Ты теперь не Михаэль Кайзер, ты Майкл Джордан!
— Пф-ф-ф-ф! — Леонид всегда был сдержаннее, но тут сдержаться нереально, и он запердел ртом, — Микаэль, ду ю спик инглишь?
Вздыхаю. Ну вот и начался союз юмористов.
Я смотрел на них безразличным, уставшим и всё давно понявшим лицом. Да что уж там, я бы и сам описился в такой ситуации.
— А ведь мог подружиться с нормальными ребятами… — я потёр переносицу и пошёл наконец в школу.
