— Сто личин надо еще создать… — поморщился король, жестом заткнул сына и повернулся к моему отцу: — А во-вторых?
— Во-вторых, ерзиды выглядят на одно лицо только для нас с вами. Зато для личной охраны того же Алван-берза они очень даже разные. Поэтому появление в стойбище Надзиров какого-нибудь Маалоя они обязательно заметят…
— Значит, захватывать и превращать в личины нужно не абы кого, а сородичей тех, кого мы собираемся устранить! — фыркнул Вальдар.
— Хорошо, допустим, мы захватили такого сородича. А что дальше? Если он пропадет из стойбища на долгое время, его обязательно хватятся. Значит, Видящая, которая должна с ним работать, должна находиться где-то неподалеку…
Мысли о ерзидских терменах, курганах из голов и городов, которые степняки попытаются захватить, мгновенно куда-то пропали: я оторвал спину от спинки кресла и немигающим взглядом уставился на отца.
Он совершенно спокойно пожал плечами, а принц Вальдар ощутимо побледнел, выставил перед собой ладони и залепетал:
— Ронни, я ляпнул первое, что пришло в голову!!!
— Меня никто никуда не посылает! — на мгновение позже него затараторила Илзе. — Его высочество просто предложил обсудить свою идею, а все остальные просто высказывают свое мнение! Поэтому расслабься и оставь в покое подлокотники!
Разжать пальцы оказалось на удивление сложно. Но я справился. А вот взгляда от отца не отвел. И через некоторое время выдавил из себя два слова:
— Обсуждение закончено?
— Нет! Есть еще и 'в-третьих': три дня назад Алван-берз и сотник Гогнар были у Алемма. Сегодня они ночевали во Фломерне. А где они будут завтра?
…Родовое стойбище одного из местных вождей или, как его называли лайши, замок, было небольшим, ладным и абсолютно неприступным. Построенное на высоченной скале, торчащей из воды довольно крупного озера, оно царапало башнями небо и словно насмехалось над ним, Алваном: 'Хочешь меня? Попробуй, возьми!'
Берз не хотел. Вернее, хотел, но брать не собирался. Во-первых, потому, что прекрасно понимал, какую цену придется заплатить за то, чтобы бросить под копыта своего коня десяток каменных юрт, прячущихся за этими стенами, а во-вторых, привел свои термены к этому замку только для того, чтобы в очередной раз обмануть Вильфорда-берза. Поэтому смотрел то на замок, то на его отражение и любовался делом человеческих рук.
А вот его спутники смотрели на стойбище совсем по-другому: Касым-шири, по обыкновению, занимавший место по левую руку от Алвана, хмурил брови и мрачно разглядывал отвесные стены скального основания замка, Даргин из рода Ошт пялился на участок тропы, видимый с холма, а Ирек, сын Корги, зачем-то пересчитывал бойницы.
— Мде… От воды до верха стен — локтей сорок пять… Камень — холодный. Там, где не покрыт льдом или снегом — влажный… — недовольно буркнул Шири. — С этой стороны не подняться… э-э-э… даже летом…
— Наковальня… — угрюмо поддакнул Ирек. — Плетью не перешибешь…
Сомнение, прозвучавшие в голосе сородича, заставило Алвана нахмуриться: постоянное напряжение, в котором пребывала армия во время движения по лесным дорогам, начало подтачивать боевой дух и веру в свои силы. А это было недопустимо!
— Это не наковальня, а плод. Просто пока не спелый. Дайте ему немного времени, и он, созрев, сам упадет в мою ладонь… — намеренно выделив интонацией слова 'пока' и 'сам', сказал Алван. А когда увидел, что на лицах окружающих его воинов появляются глумливые улыбки, удовлетворенно хмыкнул: фраза, не так давно походя брошенная эрдэгэ, мигом вымела из душ его телохранителей всякие сомнения. И заставила вспомнить о воистину великой победе, одержанной над Лайш-араном.
— Ну да, этот замок — как орех! Маленький, твердый — но с мягкой и о-о-очень вкусной сердцевиной… — подхватил Даргин. — Я хочу его попробовать!
— Расколем — напробуешся! — ощерился Касым-шири и нетерпеливо стиснул пальцами рукоять своей сабли.
В глазах сына Шакрая горели дома, текли реки крови и высились курганы из голов. В глазах телохранителей — тоже. А ему, Алвану, было не до войны — он смотрел на замок, а слышал голос Гогнара, сына Алоя. И принимал сказанное сыном Субэдэ-бали всей душой:
— 'О табунах могучих жеребцов, горах трофейного оружия и бескрайних толпах прекрасных рабынь могут мечтать безусые мальчишки, воины, не так давно пролившие первую кровь, и те, у кого всего этого еще нет. А ты, берз, обязан думать не о прахе под копытами твоих терменов, а о том, что оставишь своим детям. И делать все, чтобы земля, которую скоро накроет твоя кошма, никогда не загорелась у них под ногами…'
Эрдэгэ был мудр. Его советы — тоже. Только вот следовать им получалось не всегда: если курган из голов жителей Хоная мигом сломил сопротивление лайшаранцев, то попытка устрашения Вильфорда-берза привела к противоположному результату. Страна лесов в одночасье превратилась в одну огромную ловушку, каждое мгновение пребывания в которой обрывало чью-то жизнь.
Воины Вильфорда-берза были неуловимы и безжалостны: зная, что в открытом бою термены Алван-берза втопчут их в землю в считанные мгновения, они попрятались в непроходимых лесах и начали устраивать засады. Неутомимые, как волки, надгезцы атаковали его термены с раннего утра и до позднего вечера. А по ночам вообще творили все, что хотели — похищали часовых, пробирались в лоор-ойтэ и вырезали целые юрты или угоняли лошадей. Что самое обидное, от этих нападений не спасали ни усиленные дозоры, ни костры, ни ночевки в покинутых деревнях — бесплотные, словно духи предков, убийцы всегда возникали там, где их никто не ждал, и с легкостью собирали небольшую, но кровавую жатву. Расчетливо стараясь не убивать, а ранить. По-возможности, потяжелее, чтобы воина, вдруг ставшего обузой, добивали его же сородичи.
Термены роптали, жаждали крови, но преследовать стрелков даже не пытались, ибо знали, что большинство сунувшихся в эти заснеженные чащи остается там навсегда…
'Может, увеличить плату за взятую кровь?' — в какой-то момент мелькнуло в голове берза. — 'Пообещаю брать не десять жизней, а три десятка. Или пять…'
В первый момент мысль показалась здравой. А еще через мгновение вызвала кривую усмешку:
'Если эти воины не уймутся, то Над-гез обезлюдеет. А зачем мне страна одних лишь лесов?'
Еще через десяток ударов сердца на него накатило раздражение:
'Мы сильнее, причем намного! И уже дали понять, что не разоряем покоренные земли. Неужели так трудно догадаться, что сопротивляться не выгодно?!'
