Дверь отыскалась случайно. Фили, Кили и хоббит шли в лагерь после бесплодных поисков. Чтобы попасть в лощину, надо было лезть через нагромождение огромных камней. Около полудня, обходя глыбу, которая высилась, как колонна, Бильбо наткнулся на грубые ступени, ведущие вверх. С замиранием сердца все трое поднялись на узкую тропку, которая, то пропадая, то появляясь вновь, вывела их на вершину южного гребня и дальше на узкий, обращенный к северу карниз в склоне горы. Внизу, под обрывом, лежал их лагерь. В молчании, держась рукой за скалу, они гуськом двинулись по карнизу. Внезапно в камне открылся проем, и разведчики очутились на заросшей травой площадке в небольшом, защищенном от ветра закутке. Снизу его было не видно за уступом, а издалека он казался обычной трещиной в скале. Это была не пещера, а просто открытая сверху выемка, но дальняя ее стена в нижней своей части оказалась совершенно гладкая, словно обтесанная, без единой щелочки или стыка.
Не было ни петель, ни щеколды, ни порога, ни замочной скважины, тем не менее все трое сразу решили, что нашли потайную дверь.
Они бились в нее, молотили по камню кулаками, толкали ее и умоляли открыться, произносили обрывки заклинаний — все тщетно; затем, устав, присели отдохнуть на траву. Уже вечерело, кого два гнома и хоббит начали утомительный спуск к лагерю.
В ту ночь среди гномов царило воодушевление. Чуть свет, двинулись к двери, оставив Бофура и Бомбура сторожить пони и припасы. Остальные спустились в лощину и по тропе взобрались на карниз. Он был настолько узок, что не удалось бы пройти с поклажей; сбоку обрывалась на сто пятьдесят футов отвесная стена, под которой торчали острые камни. Однако гномы обвязались веревкой и благополучно достигли зеленой выемки.
Здесь они разбили третий лагерь, втянув все нужное на веревках. Так же, по веревке, спускались иногда гномы половчее, вроде Кили — передать новости или сменить на часах Бофура, которого втянули наверх. Бомбур отказался подниматься и на веревке, и по тропе.
– Толстоват я ползать по отвесной скале, как муха. У меня закружится голова, я наступлю на бороду, и станет вас снова тринадцать. А веревка меня не выдержит.
На свою удачу, он ошибался, в чем вы со временем убедитесь.
Несколько гномов исследовали карниз и отыскали тропу наверх, однако далеко идти по ней не решились, да и лезть туда было не за чем. На круче стояла тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра в скалах. Даже ворон было не слышно. Говорили вполголоса, не пели и не перекликались, ибо за каждым камнем таилась опасность.
Те, кто остались у потайной двери, тоже не слишком преуспели. В волнении они не вспомнили про руны и лунные буквы, а без устали искали, где именно в гладкой поверхности скрыта дверь. Из Озерного города гномы привезли заступы и теперь пустили их в ход, но от удара о камень дерево разлеталось в щепки, раня руки, а сталь ломалась и гнулась, как свинец. Стало понятно, что заступы бессильны против заговоренной двери, а гулкое эхо могло разбудить дракона или какую другую неведомую опасность.
Началось тоскливое сидение на пороге. Никакого порога там, разумеется, не было; путники в шутку окрестили так кусочек травы под стеной, помня, как давным-давно у себя в норе Бильбо сказал: «Надо будет посидеть на пороге, пока что-нибудь не придумается». Теперь они сидели и думали или бесцельно бродили рядом, мрачнея день ото дня.
Все приободрились, найдя тропку, но теперь отчаяние вернулось с новой силой; впрочем, гномы были еще не готовы сдаться и повернуть назад. Даже Бильбо сник. Он дни напролет просиживал спиной к стене, глядя на запад, в проем, туда, где за черной стеной Мирквуда временами проглядывали Мглистые горы. Если его спрашивали, что он делает, хоббит отвечал: «Вы сказали, что сидеть на пороге и думать — моя работа, а проникнуть внутрь — и подавно. Вот я сижу и думаю».
Однако, боюсь, думал он совсем о другом — о мирных западных землях, Холме и уютной хоббичьей норе под Холмом. В траве лежал большой серый камень, и хоббит часами смотрел на него или наблюдал за улитками. Им, видимо, нравилась тихая выемка в скале, потому что их было много, очень крупных, и они ползали по прохладным камням, оставляя длинные липкие следы.
– Завтра последняя неделя осени, — сказал однажды Торин.
– А за ней и зима, — заметил Бифур.
– А там и Новый год, — подхватил Двалин. — И мы будем сидеть здесь и растить бороды, пока они не свесятся с обрыва до самого дна лощины. О чем думает наш взломщик? По мне, раз уж обзавелся кольцом-невидимкой, вполне мог бы пройти в Главные ворота и хоть что-нибудь выяснить.
Бильбо все это слышал — гномы разговаривали на скале над самой выемкой — и подумал: «Вот значит, что у них на уме! Вечно я выручай этих гномов — по крайней мере, с тех пор, как не стало волшебника. Что делать? Эх, надо было догадаться, что добром это для меня не кончится. Страх берет, как подумаю, чтобы снова идти в злосчастную долину Дейла, а уж тем более в ворота!».
В ту ночь Бильбо почти не сомкнул глаз, все лежал и мучался. С рассветом гномы разошлись в разные стороны — кто в гору, кто — вниз, прогулять пони. Весь день Бильбо мрачно сидел на траве, глядя на дверь или на запад, сквозь узкий проем в скале. У него было странное чувство, будто он чего-то ждет. «Может, как раз сегодня неожиданно вернется волшебник», — думал он.
Солнце садилось, и внезапно край далекого Мирквуда вспыхнул огнем — это закатные лучи позолотили последние осенние листья. Оранжевый шар солнца висел вровень с глазами хоббита. Бильбо подошел к проему: над краем земли бледно сиял молоденький лунный серп.
На сером камне в траве сидел огромный дрозд, угольно-черный, с крапчатой желтой грудкой. Тук! Он схватил улитку и ударил ее о камень. Тук! Тук!
Внезапно Бильбо осенило. Забыв про опасность, он подбежал к обрыву и закричал, и замахал руками, подзывая гномов. Те, что были поближе, бросились к нему, спотыкаясь о камни и гадая, что стряслось с товарищем; другие орали, чтобы им сбросили веревки (все, кроме Бомбура, разумеется — тот спал).
Бильбо мигом объяснил, в чем дело. Все замолчали. Хоббит стоял у серого камня, гномы в нетерпении трясли бородами. Солнце спускалось все ниже и ниже, вместе с ним таяла последняя надежда. Вот оно село в багровые тучи и пропало с глаз. Гномы запричитали, но Бильбо стоял почти неподвижно. Бледный месяц склонялся к горизонту. Наступил вечер. И вот, когда все уже отчаялись, тоненький алый лучик пробил облака и упал на гладкую каменную стену. Старый дрозд, который, склонив голову набок, смотрел с уступа внимательными бусинками глаз, пронзительно застрекотал. Что-то громко треснуло. От стены, футах в трех от ее основания, отскочил камешек. За ним оказалось отверстие. Дрожа от страха, что упустят единственную возможность, гномы бросились к стене и принялись толкать камень — увы, тщетно.
