Хедер перевела дыхание.
— Вот это да! То есть тебя наказали?
— Вообрази!
— А потом?
— Потом уже проще. Меня подобрали в горном лесу жители одной деревни, люди барона Рос-Брандт. Я там жил два месяца, был учеником кузнеца. Как раз в тех местах объявился оборотень или то, что таковым считали. Императрица Клементина прислала для разбирательства советника по имени Пралотта, а он привез с собою Лайоли.
Я очень сожалею, Хедер. Я сожалею, что заклятие спало с меня в день, когда ее убили, а не днем раньше. Я только отомстил, а ведь мог бы уберечь.
— Это не твоя вина, Джерард.
— Моя, Хедер. Я мог бы повести себя так, чтобы не навлечь заклятие!
— Именно поэтому ты не Эрфан. Ему не по силам было бы признать сейчас то, что признаешь ты.
— Ну, Пралотта оттранспортировал меня на показ в столицу. Я сбежал, как только достаточно вспомнил. А ты была одним из последних кусочков этой мозаики. Мне необходимо было увидеть тебя. Это не доставило радости никому из нас, правда, госпожа?
— Особенно то, в каком состоянии ты явился.
— О, да.
— И Рэми.
— Рэми… Ах, вышивальщица. Я извинялся.
— Кажется, переусердствовал. Девочка ходит за тобою, точно тень. Она тебе уже все рубашки перештопала?
— Что значит — все? У меня их только пять! Я нищ и скромен!
— Как мышь. Это не Эрфан ли называл тебя «мышка Джерри»?
Улыбка пропала. Спряталась в изгибы губ и попрощалась.
— Да, — уронил мужчина, — было такое.
— Прости. Не самое лучшее, что я могла ляпнуть. Зато гляди, какой ты неутомимый сказитель.
Но веселье уже не вернулось. Беседа расползлась, как разварившееся тесто. Джерард неловко простился, вышел, поднялся на крышу кабаре. Свежий предутренний час, самые сладкие сновидения. Пустые улицы. Редкие огоньки фонарей, которые вот-вот станут не нужны, и фонарщики погасят их. Его высокая фигура неуместно маячит на этой крыше, над всем городом, и вряд ли кто-то сказал бы — глядите, ангел. Скорее, демон. Развеваемый ветром халат вполне сойдет за пару черных крыльев.
Посты у выходов давно не подавали сигнала. Его пока никто не звал. Затишье перед бурей? Дает ему возможность надышаться, насладиться нормальной жизнью хотя бы теперь? Да и местечко подходящее — кабаре!
Когда-то Джерард мечтал иметь свой театр. То есть, Джерри мечтал. Грезил о Большом Карнавале Силь-иль-Плены, о первом призе. Тут бы играй не хочу, ан нет — актеры должны менять свои маски, на то они и актеры.
Сердце… В какие игры ты со мною играешь, мой магический стеклянный шарик? Исподволь, болью и трепетом, слезами и смехом, горем и радостью, сочувствием, жалостью и стыдом мстишь мне за годы забвения? Отбиваешь, как четверка почтовых скакунов, тройную норму в день? Всего сразу, полной ложкой, не захлебнись, хозяин. Спешишь чувствовать. Сбиваешь меня с толку. Толкаешь меня на странные неожиданные поступки. Но ты мое сердце, и я виноват перед тобою. Играйся, жестокое. Потерплю.
Джерард неосознанно затаил свое дыхание, чтобы услышать чужое. Тут еще кто-то бродит, по крыше. Ну не сюрприз, он сразу заметил, как обожают эти девицы подслушивать, подсматривать и сплетничать. Только кто? Он их пока плохо выучил. Близнецы, Моран и Гейл? Или та брюнетка, Джорданна? Он вспомнил лорда Ферт и передернул плечами. Какие неприятные воспоминания.
Там, за трубой, маячит кусочек оборки. В три шага Джерард пересек расстояние от края крыши до нехитрого укрытия и вытащил оттуда своего соглядатая.
Вышивальщица.
— Не спится, госпожа?
— Я случайно… зашла, а вы тут…
— Да так, знаешь ли, прыгнуть хотел.
— Зачем?!
— Я пошутил, Рэми. Я же не сумасшедший. Просто тут интересно. Высоко. Никогда не видел Сеттаори с такой высоты.
— Это самое высокое здание в городе после собора. Императорский дворец гораздо больше, но ниже. А вот там — парк!
Она подошла к бортику и начала указывать пальчиком на город.
— Там — частные дома, там — здание Совета, здесь живут министры, здесь — Купеческий Дворик. Дальше пристань, ее сейчас не видно. А по каналу идет почтовая лодка! Видите?
— Занимательный урок, госпожа.
— Зачем вы дразнитесь, — она смутилась. — Госпожа — мистресса Хедер. Я швея.
Девочка-тростинка. Руки вполовину его руки, ножки, наверное, как у олененка. Дались тебе ее ножки? Тпру, стоялый!
И «гусиная кожа» на этих лапках, лен особо не греет в такое утро.
Джерард вздохнул, снял халат, положил ей на плечи. Рэми хотела возразить, но — было видно — уж очень теплой оказалась одежка. Правда, полы халата тащились по крыше сзади, ни дать ни взять, шлейф.
— Как вам подошли бы два юных пажа, — нарочито печально сказал Джерард, покачивая головой. — Вместо этого тут один далеко не юный бездельник. А что же вам понадобилось на крыше кабаре, царственная особа?
Как раз в это время через слуховой люк на крышу выбирались зевающая Маранжьез и злая как тридцать чертей Джорданна. Вчера поклонник спьяну пообещал Белой Пчелке, что выложит ее имя на мостовой перед кабаре цветами. То же самое он пообещал и Джорданне, то ли перепутав, то ли еще чего. Блондинка измучилась от любопытства и ревности, и подскочила чуть ли не с рассветом. Растолкала соперницу, потянула на крышу лицезреть обещанное.
— Ни черта вообще, тебе говорила! Ну, ты получишь у меня сейчас! Пьянь всякую слушать, — зашипела брюнетка, сузив синие глаза. — Лучше начинай бежать, Map. Че ты ржешь??
— Это не я, — отступила Маранжьез. — Это кто-то смеется там.
Острый разрисованный ноготок указывал влево. Обе танцовщицы осторожненько высунули носы из-за скрывавшей обзор трубы дымохода.
— Ты тоже это видишь? — проговорила блондинка. — Я не тронулась умом?
— Ты тронулась, и давно. Но я тоже это вижу. Ущипни меня… А-ай! Дура! Я в переносном смысле! Это ребенок-Рэми? Это она так смеется? Ты вообще видела хоть раз ее вот так смеющейся?
— Только в мечтах. Но что Рэми, лучше посмотри, кто перед ней эти смешные сказки сказывает. Твой незабвенный призрак! Не кажется ли тебе, что мы многое пропустили? А что это на ней надето? ЕГО халат! Можешь такое представить?
— Чего тут представлять, — почесала нос брюнетка. — Однако от кого, но от Рэми я не ожидала. Это твое влияние, проститутка!
Подзатыльник был осторожный, но тяжелый. Любопытство взяло верх над природным желанием завизжать и вцепиться, поэтому Маранжьез промолчала, только скорчила рожу. Действо на крыше затягивало. Джерард как раз разыгрывал «в лицах» некую сценку, Рэми заинтересованно вникала, приоткрыв рот, и иногда хихикала.
— Что-то не так, тебе не кажется? — шепнула блондинка, почесывая нераспутанную гриву. — Он себя ведет как-то…
— Не как любовник, ты это хочешь сказать? — несколько кривовато усмехнулась Джорданна и начала обкусывать ноготь на мизинце правой руки.
