Глядя прямо ему в глаза, Аббана заорала:
– Именно! Рискуем! И если мы не найдем письмо, нам конец. Ты понял? Нас вздернут за грабеж на большой дороге. И колечко госпожи Эмеше нас не спасет. Колечко ничего не означает. Девка действительно могла переслать его какому-нибудь из своих любовников. Письмо – другое дело. Письмо докажет…
Аббана задохнулась. Солдат, несколько ошеломленный ее напором, отошел и сказал вполголоса остальным:
– Сделаем, как она велит, ребята. В конце концов, если что, ей и отдуваться.
С Эвремара сняли пояс и распустили завязки на штанах. Он предвидел, что с этого начнут: уж если солдаты решились обобрать мирного торговца, то постараются унизить его как можно сильнее. По неизвестной причине это обстоятельство помогало им в обыске. Вероятно, потому, что к человеку со спущенными штанами трудно относиться как к чему-то заслуживающему уважения.
Сделав подобный вывод, Эвремар закрыл глаза. Он вдруг понял, что созерцание Аббаны причиняет ему почти физическое страдание.
Аббана стояла вполоборота к торговцу. Это была рослая женщина с прямыми плечами и узкими мальчишескими бедрами. Она выглядела бы довольно привлекательно, если бы не лицо: напускная суровость делала его фальшивым. Казалось, для нее составляет мучительную трудность держать брови постоянно нахмуренными, а уголки губ – опущенными.
Один из солдат возил пальцами за низенькими голенищами сапог торговца, другой мял сдернутую с него шапку.
Аббана проговорила сквозь зубы:
– Все самое интересное мужчины обычно держат в области пояса.
И подтолкнула ногой снятый с Эвремара пояс.
Повинуясь намеку, тот солдат, что пытался возражать Аббане в самом начале этого бесцеремонного обыска, взял пояс и принялся ощупывать его пальцами. Эвремар похолодел, и сердце у него болезненно сжалось, когда он услышал удивленное:
– Нашел!
Из кармашка вытащили несколько листков: два рекомендательных письма и записку Ингалоры. Аббана метнулась к солдату, выхватила у него бумаги.
– Давай.
Она быстро пробежала их глазами (Эвремар не без удивления отметил хорошую грамотность сержанта), рекомендательные письма скомкала и бросила на дорогу. Донесение Ингалоры исторгло из груди Аббаны громкий ликующий крик.
– Я ведь говорила!
Она быстро повернулась к торговцу и сказала своим людям:
– Отпустите торговца. Пусть едет по своим делам. – А затем обратилась к самому Эвремару: – Я не советую тебе рассказывать об этом эпизоде кому бы то ни было. Ты хорошо меня понимаешь?
Эвремар молча смотрел на нее.
Аббана досадливо топнула ногой.
– Мне некогда! Отвечай, понимаешь ли ты меня, и уезжай.
Тогда Эвремар проговорил вполголоса:
– Ты плохо закончишь свои дни, Аббана.
– Не смей обращаться ко мне по имени! – вскипела она. – Про обыск – молчать! Все. Вон отсюда!
Однако торговец не тронулся с места. Он даже не спешил подтягивать штаны. Сверкая голой задницей, наклонился, подобрал свой пояс. Затем, путаясь в спущенных штанах, прошел несколько шагов, чтобы взять с земли рекомендательные письма. Разгладил их.
Повернулся к Аббане.
– Посоветуйте мне, дорогая, как быть: меня ведь спросят, отчего столь ценные для меня бумаги находятся в таком плачевном состоянии. Смяты, испачканы. Что мне ответить? Что меня пытались ограбить?
Аббана невольно опустила глаза и увидела, как на курчавых волосках внизу Эвремарова живота поблескивают капельки пота. Она ощутила во рту соленый вкус и поскорее отвела взгляд.
И встретилась со взглядом Эвремара. Торговец хоть и был немолод, но еще не утратил способности вожделеть женщину. И сейчас он смотрел на сержанта вполне откровенно. Даже чуть приоткрыл губы.
– Вы и вправду весьма миловидны, сержант, – произнес он.
– Я сказала вон отсюда! – рявкнула Аббана.
Но она убралась с места происшествия первой, как будто отдала приказание самой себе. Вскочила на коня и помчалась прочь. Эвремар, неторопливо затягивая завязки на штанах, смотрел ей вслед.
– Какова бестия, – проговорил он, покачивая головой. – Колечко-то прикарманила! Тьфу ты, а изображает из себя важную птицу…
Софир разрисовывал Ингалоре ногти на ногах, когда тень упала с неба и закрыла для них свет.
Молодой человек прищурился, недовольно поднял голову. Тоненькая кисточка с золотистой краской начертила в воздухе неопределенный знак.
– Не могли бы вы отойти? – обратился он к рослому человеку, который приблизился к танцовщикам и остановился возле них.
– Встать! – прозвучал резкий женский голос.
Ингалора узнала Аббану, шевельнула ногой. Плохо засохшая краска размазалась по пальцу.
– Что еще? – пробормотала Ингалора.
– Встать! – закричала Аббана.
В ее тоне Ингалоре почудилось торжество, и девушка насторожилась.
– Ну хорошо, я встану, – сказала Ингалора, передергивая плечами. – Софир, подай мне руку. Что-то меня тут разморило на солнышке.
– И ты тоже, – обратилась Аббана к Софиру. – Пойдешь вместе с нами.
– Что происходит? – фыркнул он. – Неужели нельзя оставить артистов в покое? У нас через два дня выступление перед госпожой Эмеше, она просила подготовить романтический танец – историю встречи и разлуки… – Он сделал изящный жест, махнув расслабленной кистью.
Аббана с размаху ударила его ногой.
– Встать! – заорала она.
Софир повалился на землю. Он больно ударился виском о маленький камушек и расцарапал себе скулу.
Аббана наблюдала за ним с интересом. Этот человек осмелился высмеять ее. Еще тогда, в Изиохоне, когда Аббана и Гальен, растерянные, одинокие, пытались обрести себя и найти новых друзей. Они пришли в таверну «Тигровая крыса», где собирались артисты из труппы Лебоверы.
Между прочим, сам Лебовера их и пригласил! Теперь понятно – для чего. Жирный негодяй попросту хотел доставить своим питомцам развлечение. И те развлеклись на славу. Издевались над студентами, как умели, – а умели они очень хорошо.
Теперь настал черед Аббаны. Она долго ждала случая. И до чего же удачно все сложилось! Ей даже не пришлось ничего подстраивать. Ингалора сделала за Аббану большую часть работы. Аббане оставалось только наблюдать, делать выводы – и решительно действовать в нужный момент.
Софир лежал на земле молча. Он даже не вскрикнул, когда упал.
– Ты убила его! – заверещала Ингалора и, подпрыгнув, вцепилась Аббане в волосы.
Двое солдат подхватили танцовщицу, оторвали ее от растрепанной и исцарапанной женщины, потащили прочь. Ингалора вопила и отбивалась, и ее несколько раз ударили кулаком так, что она задохнулась.
