Запретные земли — это огромное белое пятно для всех поисковых заклинаний. Тысячи квадратных километров, где мана буквально искрится в воздухе и где можно творить почти любые заклинания, не опасаясь навредить окружающей среде. Эта среда сама кому хочешь навредит.
Увы, местным созданиям магия тоже не всегда способна нанести вред. Дабы гарантированно поразить большую часть местных созданий, нужен не маг, а пара-тройка полноразмерных сорсов, работающих на перегон маны в боевые заклинания. Хотя, конечно, Фэя тоже должно хватить, если он в себе сомневаться не будет. В остальном же… Сколько магов уходили сюда за сокровищами, ожидая, что в подобных «тепличных» условиях смогут получить себе вечность и бессмертие в придачу? Вернулись единицы, но справедливости ради могу сказать, что свое все так или иначе получали. Говорят, что и Равен сюда наведывался перед тем, как у него начались разные болезненные фантазии. Но меня сейчас это не касается.
Важнее для меня то, что моя Тень — это не магия, нет. Иначе здесь она бы съедала мои ресурсы гораздо быстрее, чем должна бы. Это всего лишь умение, способность, нечто сродни дыханию или же зрению, а при должной фантазии может заменять и то и другое. Это дает мне неплохие шансы на то, чтобы добраться до сидхийской столицы живым. К тому же думаю, что без должного уровня владения Тенью там я стану жертвой, а не охотником. Если я не смогу выжать из себя все, что могу и не могу, то участь моя будет менее завидной, чем котенка, выброшенного в мешке в воду в хорошей компании десятка булыжников.
Примерно с такими рассуждениями я неторопливо пошел в направлении места, где у нас с Дрейком была назначена встреча. Надеюсь, что дорога поможет все исправить.
Дорога. С каждым пройденным шагом я вспоминал, по какой причине был городским жителем, предпочитая город любой деревне, как бы ни были тучны стада и благополучны фермеры, сколько бы мудрецов ни пряталось по пещерам в одиноких скалах.
Скука. Страшная скука одиночных пеших переходов, возникающая из монотонности окружения. Ты можешь идти минуту, две, три минуты, час, два часа… Но до конца пути тебе придется не единожды заночевать под открытым небом, а отсутствие попутчика означает отсутствие беседы. Одиночество без привычки отупляет. Даже если в уме рассчитывать технические характеристики очередного творения, практическая реализация будет невозможной еще достаточно долго — все время путешествия, плюс время тех дел, ради которых оно затевалось, плюс время обратной дороги… Очень много свободного времени, в течение которого заняты преимущественно ноги. В меньшей степени — глаза, уши, нос и руки.
Если бы я шел не по Запретным землям, то, скорее всего, умер бы со скуки. К счастью, Запретка может предложить миллиарды более неприятных способов уйти из этой жизни. В первую очередь об этом не давал забыть окружающий меня воздух. Время от времени становилось тяжело дышать, температура внезапно ощутимо поднималась или понижалась, а трава под ногами то покрывалась хрустким белесым инеем, то желтела и ссыхалась, припадая к земле.
Какое счастье, что нас закинуло не слишком глубоко!
Думаю, что чем ближе к центру Запретки, тем сильнее могут быть такие перепады, и мне заранее страшно представить себе, каким снаряжением нужно оснастить экспедицию в здешние места, и сможет ли вообще какое-либо снаряжение тут помочь? Самое главное, конечно, — на чью долю выпадет организация подобного путешествия. Как ни крути, но заняться этим придется, и чем раньше, тем лучше. Запретные земли расширяются. Медленно, очень медленно, но это не значит, что они не могут поглотить весь шарик в одно мгновение. Это вообще ничего не значит.
Как правило, столкнувшись с чем-либо выходящим за рамки традиционного восприятия, живые существа в большинстве своем предпочитают игнорировать это «чудо», запираться в своем тесном мирке, делать что угодно, лишь бы не замечать непривычного. Обычно так продолжается до того самого счастливого момента, пока чудо не поставит их на колени и не убьет с особой жестокостью. Просто потому, что не видит разницы между милосердием, жестокостью и зверством. Оно мыслит иными критериями и ощущает все совершенно иначе. В последний момент многие успевают начать трепыхаться, но что можно сделать в этот самый последний момент? Умереть с честью от рук тех, кто совершенно не имеет понятия о том, что такое честь? Смешно.
Нужно просто не терять себя, столкнувшись с неведомым. Нужно быть готовым к тому, что чудо будет совсем не таким, каким ты себе его представляешь,[11] и понимать, что если ты не будешь ничего делать, то участь твоя окажется стократ хуже, чем если бы ты активно сопротивлялся.
Если же ты будешь сопротивляться, от тебя может не остаться никакой доброй памяти. Тебя может свернуть в бараний рог и извратить так, что никто и никогда не подаст тебе руки; ты можешь превратиться в то, что сам ненавидел всей душой… Опасно бороться с чудесами. Но кому-то надо.
Запретка — это самое опасное из известных мне чудес, и я совершенно не представляю, как с ним справиться. Но придется. Хотя всему свое время.
Несмотря на всю опасность Запретки, сейчас со мной ничего особенного не происходило, зато я имел возможность немного полюбоваться местной растительностью. Деревья с кровью вместо сока — это еще не самое странное. Пройдя какой-то километр, я столкнулся с деревьями, росшими вверх тормашками: на земле располагалась их крона, густо покрытая ярко-рыжими листочками, а голые корни, извивающиеся подобно щупальцам, тянулись в небо. Ими они, кстати, с успехом ловили случайно пролетающих и пробегающих страшилищ, после чего высасывали их досуха. Я на примере убедился в том, что тело состоит из жидкости практически полностью — легкие и невесомые останки не слишком удачливых жертв растеньица тихо хрустели у меня под ногами.
Не менее чем такие «перевернутые» деревья меня восхитили образцы флоры, растущие параллельно земле, иногда даже ничем не соприкасающиеся с нею. Они медленно дрейфовали и ловили своими «ветвями» и «корнями» случайно пролетающих «мошек» на пару с жутковатыми пауками-симбионтами. Подлеска в таком «лесу» практически не было. Редкие кусты стремились очутиться как можно дальше от этих странных деревьев, при необходимости выдергивая корни из почвы и откатываясь в сторону.
Единственным значимым событием первого часа моего путешествия стало столкновение со стаей четырехкрылых птиц, внезапно вырвавшейся из-под земли и устремившейся на меня в атаку в строгом порядке. Я не знаю, какие инстинкты диктовали им это действие, поскольку я смог увернуться от стаи так, что получил возможность лишний раз полюбоваться трапезой «перевернутого» дерева. Одну из птиц я поймал себе на завтрак, и, не замедляя шага, цинично сожрал, предварительно ощипав, выпотрошив и зажарив при помощи огненного амулета. По вкусу — мясо как мясо, но внутреннее строение сего создания достойно отдельного описания, поскольку могло бы довести до инфаркта не одного биолога. Увы, я не биолог, потому понять, как, отчего и зачем мышцы этой птицы переплетались с каким-то растением, так и не смог.
