В аудитории Университета я села подальше от Отто. Я уже не помнила из-за чего мы поскандалили ночью, но мириться первая не хотела. Стоило Профессору Свингдару начать рассказывать о предстоящем завтра мероприятии, как в двери просунулся какой-то студент-младшекурсник и сказал:
— Профессор, Олугерду Ляху и Отто дер Шварца вызывают по важному делу.
Мы переглянулись и вышли.
— Что ты натворила? — спросил Отто.
— Я? Ничего. Я спать вчера вечером пошла под конвоем Ирги, а ты?
— Спокойно дошел до общежития и тоже лег спать.
В коридоре нас ожидал стражник.
— Мы заплатили вчера за выпивку? — прошептала я, пока мы шли в городское управление стражи.
— Кажется, заплатили, — сказал Отто. — Но за непроплаченную выпивку в главное управление не тащат.
— Я боюсь.
Полугном вцепился в бороду и неуверенно сказал:
— Если совесть чиста, бояться нечего.
В главном управлении важный офицер стражи сказал:
— Я капитан Анксе Любме. Вы обвиняетесь в покушении на убийство Лима ня Монтера.
— Кого? — завопили мы в один голос.
— Лима ня Монтера, — несколько обескуражено повторил капитан.
— Это что, Блондин? — спросила я у Отто.
— Наверное.
— Послушайте, — обратилась я к стражнику, — что здесь происходит? Мы ни на кого не покушались! Наоборот, мы этому мерза… Лиму жизнь спасли! В Дом Исцеления доставили!
— Успокойся, — одернул меня Отто. — Сейчас пан капитан нам все объяснит.
— Вчера в Дом Исцеления двумя мужчинами был доставлен ня Монтер. В данный момент он не пришел в сознание, но характер нанесенных повреждений, а также применение яда позволяет предположить, что лишь счастливая случайность спасла жизнь пострадавшего.
— Мы — его счастливая случайность, — проворчал Отто, дергая себя за бороду.
— Говорила я тебе, что мы ошибку совершаем, — сказала я ему. — Лежал бы себе там под забором, а мы бы сейчас на консультации сидели.
— Тихо! — шикнул полугном.
— Итак, вы утверждаете, что вы доставили пострадавшего в Дом Исцеления.
— Да.
— А почему тогда в показаниях целителей указывается, что ня Монтера доставили два мужчины?
— Потому что мы по дороге встретили нашего знакомого и он помог нам тащить Лима, — объяснила я. — А я их под Домом исцеления ждала, потому что не люблю лишний раз с целителями сталкиваться.
— Ага, значит преступный сговор!
— С кем? — растерялась я.
— Молчи! — сказал Отто. — А скажите, в чем конкретно нас обвиняют?
— В покушении на убийство, — важно сказал капитан, подняв вверх палец. — Все опрошенные свидетели единогласно утверждают, что у вас с ню Монтером были длительные разногласия на деловой и личной почве.
— Были, — согласился полугном, — но мы их давно разрешили. Об этом вам сказали?
— Сказали, — скривился капитан. — Но это не существенно. Вы могли затаить злобу и дождаться благоприятного момента для совершения мести.
— Да если бы мы хотели, мы бы давно его убили… ай! — Отто с силой наступил мне на ногу и я решила больше ничего не говорить.
— Мы вас задерживаем до выяснения обстоятельств, — сказал капитан.
— У нас завтра защита диплома, — сказал Отто.
— Значит, ее придется отложить, — любезно сообщил Анксе Любме.
Нас развели по разным камерам — чтобы мы не выработали общие показания.
Женская камера была переполнена. Многочисленные девицы самых разнообразных внешних видов сидели и лежали на нарах, что-то шумно обсуждая. Я помялась у входа, не представляя, как нужно себя вести в уголовной среде и решила, что элементарная вежливость — это лучше всего.
— Здравствуйте, девушки! — сказала я.
— О, еще одна! — воскликнула бойкая блондинка в открытом вечернем платье. — Хочешь, угадаю, за что ты здесь?
— Давай.
— За покушение на убийство Блондина Лима!
— Да, — удивилась я, — а откуда ты…
— А мы все тут — потенциальные убийцы Блондина, — сообщила блондинка. — Я, Блия, была заподозрена в том, что не ограничилась бурным расставанием с Лимом весной, а задумала убить его. Тяку, — Блия кивнула в сторону тихой девушки в аккуратном платье, скромно сидевшей в углу, — Блондин пытался опорочить и она его заказала. Вон та купеческая дочь, извини, опять забыла, как тебя зовут…
— Селестиниадиранта, — прогудела крепкая краснощекая девица то ли с примесью великанской крови, то ли просто любительница очень часто хорошо покушать.
— Да, Селести… Селестин… короче она не поделила с ним торговые интересы, а вон Витка — так она преследовала Блондина с целью женить его на себе последние полгода.
— А ей-то зачем было Лима убивать? — удивилась я, пораженная разносторонности Блондиновых интересов.
— А чтобы никому не достался, — охотно сказала тоненькая вертлявая девчушка. — А ты чего пыталась его убить?
— Да мы когда-то деловые сферы не поделили, к тому же я ему отказала. И еще Лим очень не любит моего жениха.
— Добро пожаловать в семью, — хихикая, сказала Блия, освобождая мне место на нарах.
— Я не поняла, сюда что, садят всех, кто был хоть как-то знаком с Блондином?
— Нет, кто имел хоть какую-то причину его убить, — сказала Витка. — Нас поначалу садили в одну камеру со всякими уголовницами, но потом пришлось выделить нам отдельное помещение. Все-таки мы, в основном, из приличных семей.
— Один, два, три… семнадцать, восемнадцать, — пересчитала я девушек, для верности тыкая в них пальцем. — Ах, да! Я — девятнадцать! И что мы здесь все делаем?
— Задержаны до выяснения обстоятельств.
— Абсурд какой-то!
— У Блондина папашка — начальник большой, — сказала Блия. — Надо же ему отчет предоставить о проделанной работе.
— Меня не одну взяли, с другом. Интересно, он с уголовниками сидит или тоже с такими же «до выяснения»?
— Да парней уже две камеры набили, — поделилась Витка. — Мне стражник по секрету рассказал.
Я вздохнула с облегчением, потому что волновалась за Отто. А если он сидит с такими же добропорядочными, как и он сам, то полугном найдет чем заняться! Будет заводить полезные знакомства и слушать последние сплетни.
— А у меня завтра экзамен — защита диплома, — пожаловалась я.
— Это еще что! Вот меня вытащили из постели одного красавчика, у которого я осталась после вчерашней вечеринки, — весело сказала Блия.
Теперь я поняла, почему ее платье было таким открытым и воздушным. Да, не повезло девушке!
На обед нам дали на тарелке нечто, похожее на сероватый склизкий блин.
— Что это за гадость? — спросила Тяка.
— Овсянка! — радостно сказала я, понюхав варево. Впрочем, чтобы догадаться что это, мне не обязательно было нюхать. Овсяная каша, забытая на плите в большом количестве воды всегда превращалась в подобную малоаппетитную массу.
