— Твое паломничество к Всаднику, — задумчиво вымолвил Курт, не ответив, — это лишь прикрытие, или за этим что-то стоит?
— Что именно?
— Не знаю… — неуверенно произнес он. — Но Готтер обратила на него чуть большее внимание, нежели просто на искусно выполненную скульптуру. Она сказала о нем — «живой»… Не «как живой», а именно это слово.
— Так узнай, что она имела в виду, когда останетесь наедине, — пожала плечами Адельхайда. — Вполне вероятно, что всё довольно просто: уж к этому-то месту молящихся за два века набежало видимо-невидимо, и если твоя лесная фея способна улавливать такие материи — ее реакция неудивительна. Мне никаких указаний на этот счет не давали, и никаких тайных знаний о сем произведении искусства нам не известно, если ты об этом. Впрочем, насколько я знаю, expertus’ов в Бамберге никогда не бывало, посему не удивлюсь, если наши прозевали очередную действующую святыню.
— Еще ей удалось побывать рядом с местным обером сегодня и взглянуть на него, — сообщил Курт и, помявшись, договорил: — Что-то тот точно скрывает, и на душе у него неспокойно. Но нельзя сказать с точностью, отчего он в таком смятении — оттого, что ему есть что скрывать, или его попросту пугает моя репутация, и он опасается ложного обвинения.
— Именно ввиду твоей репутации он и не должен бы этого бояться, — возразила Адельхайда с улыбкой. — Ты, если не ошибаюсь, едва ли не единственный следователь в Конгрегации, ни разу не совершивший следственной ошибки. Если, разумеется, не считать желтопузую мелочь, получившую Знак пару лет назад, которая напортачить просто еще не успела.
— Непогрешимых нет, — отозвался он хмуро. — И рано или поздно ошибаются все…
— Только не впадай в свое обыкновенное самобичевание прежде времени, — строго осекла Адельхайда и распрямилась, снова натянув на лицо игривую улыбку. — А вот и твои подопечные. Что-то они скоро; видно, разглядывание алтаря не слишком увлекло это прелестное создание.
— Скорее Ульмера гложет нездоровое любопытство в отношении твоей персоны, — возразил Курт, — и ему не терпится узнать, а если повезет — то и подслушать, о чем это мы с тобою здесь беседуем.
— Это нормально в его годы, — отмахнулась она и чуть повысила голос: — Не стану более отвлекать вас глупыми женскими разговорами, майстер инквизитор. Желаю вам удачи в вашем деле, что бы это ни было, и да споспешествует вам в оном деле Господь. Мария? Идем.
Ульмер поспешно отступил в сторону, когда Адельхайда проходила мимо, словно опасаясь, что она собьет его с ног, и медленно приблизился к Курту, на ходу как-то настороженно оборачиваясь в сторону ушедших.
— Фон Рихтхофен, — произнес он тихо. — Я помню это имя. Это ведь ее вы спасли когда-то от стригов, майстер Гессе? В Ульме, так? Громкая была история.
— Так, — неохотно отозвался он, — и уже не единожды подумал о том, что стоило оставить ее там: через неделю кровососы сами приползли бы ко мне, рыдая и умоляя запереть их в тюрьме, подальше от этого создания.
— Она красивая, — заметила лесная ведьма негромко, глядя вслед Адельхайде; Курт передернул плечами:
— Не заметил. В любом случае, это ее единственная и притом сомнительная добродетель.
— Как видно, симпатия вдовы фон Рихтхофен к вам безответна, — неловко улыбнулся Ульмер.
— Pro minimum, — покривился Курт недовольно. — Но отшивать ее слишком уж решительно не стоит: она, по слухам, фаворитка Императора и вообще вхожа в самые влиятельные дома. К тому же, в силу своего занятия — а именно, перепродажи недвижимости — имеет множество полезных связей и порой способна за пару часов получить информацию, выходящую даже и далеко за сферу ее занятий, в поисках которой я буду рыть землю не один день.
— Полагаете, она может быть вам полезна?
— Пригласила меня навестить ее, — кивнул Курт. — Полагаю, не стоит отказываться; завтра нанесу ей визит и прощупаю на предмет этой самой полезности. Убежден, что за время, проведенное в Бамберге, она уже собрала корзинку слухов и небольшой мешочек фактов; пригодится ли что-то из этого нам — поглядим… Сдается мне, из нашего похода в собор паломничества не вышло, — оборвал он сам себя, исподволь кивнув на прихожан, косящихся в их сторону. — И мысли наши далеки от благочестивых высей, и само наше присутствие, кажется, смущает прочих молящихся; да и не слишком это подходящее место для обсуждения строптивых вдовушек и старых знакомств.
— Вы правы, майстер Гессе, — поспешно согласился Ульмер и направился к дверям первым. — Полагаю, нам лучше выйти, мы смущаем прихожан, в то время как наше дело — укреплять их веру.
Нессель поджала губы, бросив на Курта насмешливый взгляд мимоходом и тихо шепнула, двинувшись следом:
— «Не найти в инквизиторах внешнего благочестия», говоришь? Все же исключения-то бывают.
— Так себе исключеньице, — шепотом отозвался он, тоже зашагав к выходу.
Избавиться от докучливой услужливости Ульмера вышло нескоро; видимо, отчего-то ощущая явную вину за неудачное посещение собора как свою собственную, молодой инквизитор потащил гостей Бамберга на ту сторону соборного холма, откуда открывался вид на город почти со всеми его районами и примечательностями, от аббатства святого Михаила по соседству с соборной площадью до каких-то покосившихся домишек в отдалении. Нессель слушала рассказы о городе и исторических его злоключениях на удивление заинтересованно, несколько раз даже ободрив Ульмера вопросами, каковые дали повод для еще более пространных рассуждений. Отослать надоедливого провожатого удалось с трудом лишь спустя час, когда Курт уже прямо заявил, что намерен возвратиться в свое обиталище и предаться предписанным ему лечебным процедурам. Нессель, спохватившись, закивала, пробормотав что-то про распорядок дня и соблюдение предписаний, и Ульмер, покаянно охнув, наконец, ретировался.
— Порой он даже мил, — заметила Нессель, когда дверь трактирной комнаты закрылась за их спинами, отгородив от внешнего мира; Курт усмехнулся:
— Да. Когда молчит.
— Ты не любишь людей, — укоризненно произнесла ведьма, и он кивнул:
— Спорить не стану. Полезная, надо заметить, привычка: именно потому я все еще жив.
— Ты жив еще и потому, что тебе попался тот, кто любит людей, несмотря ни на что, — многозначительно возразила Нессель. — И думаю, я не единственный человек в твоей судьбе, благодаря кому твоя жизнь не оборвалась однажды.
— И с этим тоже не поспоришь, — отозвался он, бросив на постель фельдрок, и отер рукавом взмокший лоб; в комнатах было прохладно, но тело, казалось, пропиталось уличной жарой до самых костей. — Бывало всякое.
