Глава восьмая
Спустя несколько минут после того, как зазвучали угрюмые удары колокола, кто-то постучал в дверь комнаты Тэлии. Прежде чем Керен успела откликнуться, внутрь просунулась голова Скифа.
Керен опустила клинок, который уже нацелила на вход.
— Керен… — с запинкой сказал Скиф, — меня прислал ваш брат. Он подумал, что вы, может быть, захотите побыть вместе с остальными. Я могу посидеть с Тэлией.
Керен с видимым усилием овладела собой.
— Ты уверен? Я знаю, что ты воображаешь себя крутым, малыш…
Тэлия даже не заметила, чтобы Скиф шевельнул рукой, но внезапно в стену, меньше чем в дюйме от носа Керен, что-то со стуком ударилось. Обе удивленно уставились на дрожащую рукоять метательного ножа, глубоко вошедшего в деревянную панель.
— Ха! — только и сказала Керен.
— Если бы на вашем орлином носу сидела муха, я мог бы снять ее, не задев вас, — серьезно, без тени обычного хвастовства сказал Скиф. — Я знаю, что во всем остальном мне еще учиться и учиться, но в этом меня не переплюнуть даже Альбериху.
Он поднял правую руку, в которой был зажат нож под пару первому.
— Каждый, кто попробует ворваться сюда, получит в глотку шесть дюймов стали.
— Поверю тебе на слово, — сказала Керен, поднимаясь и вкладывая меч в ножны. — Но ты можешь об этом пожалеть, поскольку я, вероятно, устрою, чтобы отныне ты тоже дежурил при Тэлии.
— Тоже мне угроза. Я и сам вызывался, но Ильза не захотела принимать меня всерьез.
— Ну, а я принимаю. — Керен прошла мимо, поманив его в комнату. — И, малыш… Спасибо. У тебя доброе сердце.
Скиф только пожал плечами и вытащил нож из стены.
— Что происходит? — хрипло прошептала Тэлия, когда дверь за Керен затворилась. — Что за Колокол Смерти?
Скиф уселся на ее стол, закинув ногу на ногу; его лицо хранило непривычно серьезное выражение.
— Даже не знаю, с чего начать.
— С Колокола.
— Ладно. Я не знаю, что тебе известно, поэтому начну с самого начала. Когда-то в роще на Спутниковом Поле стояла маленькая часовня; ее построил король Вальдемар. Там была колокольня, но колокол на ней появился только перед самой его смертью. Точнее, его повесили как раз накануне того дня, когда умер король, но веревки, чтобы звонить, еще не привязали, языка тоже не было. Поэтому можешь себе представить, каково было изумление людей, когда на следующее утро перед рассветом зазвонил какой-то незнакомый колокол. Вышли посмотреть, что происходит, и увидели то, что увидела бы ты, если бы вышла сейчас на Поле: все Спутники собрались вокруг колокольни и смотрели на нее. А когда люди вернулись во дворец, то узнали то, что уже знали Герольды — что Вальдемар умер. Часовни давно нет, но колокольня все еще стоит — и каждый раз, когда умирает Герольд, звонит Колокол Смерти.
— А Керен?
— Каждый Герольд знает, когда умирает другой, и умер он естественной смертью или его убили. Ты вроде как начинаешь чувствовать это, обычно примерно на третьем году здесь — а если твой Дар силен, то и раньше; ко мне это еще не пришло. Мне говорили, что от этого больно так, словно умирает часть тебя самого; те, у кого наиболее сильный Дар, могут даже уловить подробности того, как это произошло. А Полные Герольды, те с первым же ударом Колокола всегда знают, кто погиб, и немного о том, как. Большинству из них легче, если они на некоторое время собираются вместе, особенно если умирает кто-то, кого они близко знали. Поэтому Терен и послал меня — Бельтрен был однокашником Керен.
Тэлия не знала, что сказать в ответ. Они со Скифом долго хмуро смотрели в окно, слушая удары Колокола: холодный, тяжелый, рыдающий звон.
Несколько дней до Коллегии не доходило никаких вестей о том, какая участь в действительности постигла Бельтрена. Когда же известие пришло, оно было нерадостным. Кто-то или что-то напало на него из засады и сбросило и Бельтрена, и его Спутника с края обрыва. Не было никакого ключа к тому, кто убийца — и если королева и знала, что стало причиной нападения, она никому об этом не обмолвилась.
С каждым уходящим днем обстановка в Коллегии становилась все более тягостной и скорбной. Благодаря своей новообретенной чувствительности Тэлия болезненно ощущала ее, а слабость, одолевавшая ее в ходе выздоровления, делала это бремя еще тяжелей.
Скиф (Керен выполнила свою «угрозу», и он теперь тоже дежурил в комнате Тэлии в очередь с тремя взрослыми) изо всех сил старался развеселить подругу, рассказывая ходящие в Коллегии сплетни и всякие нелепые истории, но даже он не мог полностью ослабить действие, которое оказывала на Тэлию скорбь окружающих.
Наконец королева отдала приказы — и Герольды, повинуясь им, полетели, как стрелы, которыми их прозвали. Тэлия так никогда и не узнала подробностей, но убийца был пойман — хотя даже известие, что он найден и осужден королевой и Советом, нисколько не развеяло атмосферу боли, так как погибшего Бельтрена высоко ценили все без исключения члены Круга.
Несколькими неделями позже вся Коллегия и все члены Круга при дворе собрались на поминальную службу. Как это слишком часто случалось с Герольдами, даже тела, чтобы похоронить, не было, и молебен служили возле одинокого обелиска, хранящего имена всех Герольдов, отдавших жизнь за монарха и королевство.
Тэлии еще только-только разрешили вставать с постели, но что-то заставило ее попросить Целителя, Девана, позволить ей присутствовать на траурной церемонии. Настойчивость просьбы произвела впечатление на Девана: его подопечная явно чувствовала, что ей совершенно необходимо пойти на молебен. Молодой Целитель махнул рукой на собственный здравый смысл и дал разрешение. Тэлия еще никому не сознавалась, как сильно на нее действует скорбь окружающих; она надеялась, что Керен была права и ее восприимчивость притупится. А поскольку ей не раз говорили о ее чересчур живом воображении, девочка не могла быть всецело уверенной в том, в какой степени это реально, а в какой, возможно, только мерещится ей.
Вся церемония воспринималась ею как-то нечетко; казалось, все размыто захлестнувшим ее чувством тоски и утраты. Тэлия отстояла службу, словно окутанная туманом боли, однако теперь она больше не сомневалась, что это не плод самовнушения.
Когда собравшиеся начали расходиться, источник воспринимаемой ею муки стал четче и наконец определился.
Им оказалась королева.
Тэлия не подходила близко к Селенэй с того первого дня в Коллегии; она не посмела бы побеспокоить ее, если бы душевное смятение королевы не притягивало ее с такой непреодолимой силой. Стараясь ступать как можно тише, Тэлия робко приблизилась к ней.
— Ваше величество! — окликнула она неуверенно. — Это я, Тэлия.
