Ознакомительная версия.
Беднягу опять понесло в мир золотых финтифлюшек, резных орнаментов и алого плюша. Похоже, даже Лас устал — повышение статусности экипажа было вовсе не его темой. Брат вздохнул так тяжело, словно на его плечи вдруг легла вся тяжесть мироздания, и сказал просто:
— Мы заплатим только за косметический ремонт крыши.
Вышло не хуже, чем у меня, — я даже удивилась. Каретных дел мастер споткнулся на полуслове и как-то сник:
— Крыша так крыша… А та, другая леди, вроде бы была не против розового плюща…
— Какая еще другая леди? — обеспокоенно спросила я.
— Та, которая в сарае. — Мастер махнул рукой в сторону постройки, где находилась карета.
— Лас, о ком он говорит? — Я повернулась к сараю, но брат загородил мне дорогу.
— Ни о ком.
— Лас, ты же знаешь меня: не успокоюсь, пока не узнаю.
Я обошла его и решительным шагом направилась к сараю — самому популярному месту в нашем доме за последние несколько дней. Еще немного — и можно будет открывать там клуб.
Едва отворила дверь, в проходе мелькнул ярко-бирюзовый подол и спрятался за каретой. Хозяйка подола, казалось, нисколько не обеспокоилась тем, что сквозь колеса мне прекрасно видно, где она стоит. Я попыталась обогнуть экипаж, но подол стремительно переместился за ближайшую полку с садовым инструментом.
Наконец я не выдержала этой игры в прятки — нам давно уже не по пять лет.
— Алисия, прекрати прятаться! Это по-детски! Я уже тебя видела!
Подруга воровато выглянула из-за граблей.
— А ты со мной ничего не сделаешь?
— Будет зависеть от того, чем ты здесь занималась.
— Я в гости зашла…
— Судя по всему, в гости к карете, а не ко мне. Признавайся…
— В чем?
— Лас ведь не сам тогда доставил семена. С чего ты решила ему помогать?
Алисия картинно заломила руки.
— Николетта, миленькая, ну я так не могу. Он ведь на меня и не смотрит даже, что бы я ни делала, на какие бы уловки ни пускалась. Я же так не привыкла. Мне аж не по себе делается от такого обращения, волосы дыбом встают. Спать не могу, все пытаюсь что-то придумать. Вот я и решила, что если ему предложить помощь в хозяйстве…
— А не ты ли мне лекцию читала про игрушки и ребенка, который никогда не вырастет из-за излишней заботы?
— Николетта, ну это же совсем другое… — Подруга была сама не своя.
Все приметы надвигающейся катастрофы оказались налицо.
— Так, сосредоточься и успокойся, — строго сказала я, беря ее за руки, а то еще немного, и все эти причитания перетекут в истерику. — Ты вспоминаешь про Ласа к месту и не к месту?
Подруга кивнула.
— Ловишь себя на том, что начинаешь им любоваться?
Алисия кивнула два раза.
— Переживаешь за него? Стараешься помочь ему по мелочам? — Вот тут уж мне и кивков не надо было: при взгляде на карету становилось понятно, что и не по мелочам тоже. — Тогда все приметы влюбленности налицо!
Девушка горестно вздохнула, будто ей только что вынесли смертельный приговор.
А я вдруг замерла, сраженная внезапной мыслью.
— Знаешь, Алисия, по-моему, мы с тобой две самые глупые девчонки в королевстве.
Подруга вскинула голову на такое заявление:
— Я-то понятно почему, но с тобой что не так?
— Думаю, скоро мы это узнаем…
Помыкавшись несколько дней в тщетных попытках нанять батраков на наши поля, я была вынуждена признать правоту фермера. Найти рабочую силу оказалось не так-то просто. Те люди, которые работали у нас летом, вроде бы и рады были пойти, но подписанный с фабрикантом договор связывал их по рукам и ногам. Ну почему мне шагу нельзя ступить, чтобы не вспомнить господина Клауса, причем то добрым, то недобрым словом попеременно? Правда, пожалуй, на этот раз придется проглотить все свои подозрения и пойти к нему с мирными намерениями. Я была готова заплатить фабриканту отступные, только бы урвать своих работников хоть на пару дней.
В прихожей я долго собиралась с мыслями и прокручивала в голове, что можно делать во время своего визита и чего делать нельзя.
Нельзя:
— выдвигать поспешные обвинения в попытках кражи наших семян (по крайней мере до тех пор, пока не появятся тому доказательства);
— спрашивать, не подкупил ли он городового (ненавязчиво выпытывать, не знаком ли господин Клаус с местными правоохранительными органами, также не рекомендуется);
— выглядеть так, будто мне жизненно необходимо вызволить у него батраков (хотя это и так очевидно, но все же);
— засматриваться на фабриканта (на всякий случай, а то были прецеденты);
— интересоваться его делами и здоровьем (особенно здоровьем).
Можно (или даже нужно):
— казаться милой, легкомысленной и ни о чем не подозревающей;
— поблагодарить господина Клауса за данные советы и попросить новых;
— проанализировать новые советы (есть шанс, что через них вылезут настоящие намерения фабриканта);
— постараться, чтобы процесс анализа не отразился на лице.
В конечном итоге оказалось, что разрешается не так уж и много. Впрочем, как всегда. Настораживало только то, что обычно никакие запреты не мешали мне делать глупости.
Мимо прошел Ерем: мальчишка был в сапогах и одежде, явно предназначавшейся скорее для лесных прогулок, чем для вдумчивого чтения. В руках брат зачем-то держал сачок и ведро — первые признаки отчаяния и разочарования в науке. Как я и подозревала, все те безумные расчеты, которые он производил в последние несколько дней, никаких результатов не дали. Пообщается с селянами — глядишь, станет более высокого мнения об интеллектуальном уровне развития собственной семьи. А то сейчас мы дрейфовали где-то между собакой и составителем сборника задач для младших школьников, автором гениального примера: «Петух несет по яйцу через день, через сколько дней можно будет приготовить омлет из трех яиц с помидорами, если первые помидоры созреют через шесть дней?»
— Ерем, скоро можно будет сеять? — спросила я ему вслед без намерения позлить. Теперь меня вполне устраивал ответ, что сеять еще рано: семена мы своими силами сохраним, а вот поля приготовим вряд ли: приучать братьев к сельскому труду уже поздно.
— Не скоро, — буркнул мальчишка, и я блаженно выдохнула.
На фабричном дворе творилась какая-то мистика: все только что видели господина Клауса, но никто не мог сказать, где он. Наконец какой-то расторопный приказчик проводил меня в кабинет хозяина и попросил подождать там — вероятно, опасаясь, как бы я не пострадала в сутолоке на фабрике, либо фабрика не пострадала от меня. В кабинете вопреки ожиданиям и тайному желанию как следует осмотреться я оказалась не одинока. Большой черно-белый дог (или, точнее, догиня) недовольно поднял тяжелую морду с лап и пристально посмотрел на меня.
Ознакомительная версия.
