На том утесе, с которого они недавно спустились, стоял большой белый волк и выл, подняв морду к восходящему солнцу. Из леса ему ответили другие волки, и голосов было много. Кирч и Рилг с минуту слушали вой, потом быстро переглянулись.
— Они пришли из Экбора, — сказал Кирч. — Из ледяных полей Кахантара.
— Они пришли за нами. Мы можем принять бой, — добавил Рилг.
— Нет, — возразила Риэл. — Не станем проливать здесь кровь, нельзя. Уйдем.
— И сделать это нужно быстрее, — зеленые глаза Дима округлились. — Смотрите, сколько их!..
Пришлось бежать. Они карабкались вверх по каменистому склону, а волчий вой катился вслед за ними ледяной волной.
— Скорее! — подгонял всех шедший последним Кирч. — Они уже рядом!
Через несколько минут они выбрались на плоский гребень, и перед ними предстали далекие заснеженные пики двух гигантов — Мелик-Тая и Каравеха.
— Рилг! — окликнул брата Кирч. — Помоги!
Они развернулись, выхватив мечи, сразили пятерых волков, а их тела сбросили вниз. На удачу склон был крутой, и волки преодолевали его поодиночке и не могли напасть всей стаей сразу.
Дарк взялся за Гуннхвар, но Рилг остановил его.
— Отведи Риэл и Дима к ставе, там они будут в безопасности. Мы их задержим.
Риэл обернулась на мгновение, чтобы еще раз взглянуть на стражей, что-то хотела сказать, но не сказала и поспешила за Дарком и Димом.
Рилг и Кирч удерживали перевал, орудуя мечами как топорами, и спихивали волчьи тела вниз. Их много скопилось у подножия, и живые, остервенело рыча, по ним лезли вверх, и чем больше становилось мертвых, тем легче было взбираться живым.
— Их не становится меньше! — крикнул брату Рилг, рубя направо и налево. — Уходи за ормитами, я прикрою тебя!
Кирч, весь забрызганный кровью, рычал пострашнее волков: он был в ярости и отступать не собирался. И вдруг он услыхал или, скорее, ощутил далекий отчаянный крик, он прозвучал почти на грани сознания и затих. В тот же миг волки — алчно щелкающая зубами, захлебывающаяся собственной злобой стая — вдруг отступили, повернулись спиной и обратились в бегство, как свора собак, которую кликнул хозяин.
У Кирча потемнело в глазах, когда он понял, что их провели. Понял это и Рилг, едва увидел, как побелело лицо брата, забрызганное волчьей кровью.
— Нет, — прошептал Рилг, отступая на шаг. — Нет!..
Они бросились бежать вниз, к лесу, бежали так быстро, как никогда в жизни, и все же не успели.
Дарк лежал лицом вниз недалеко от ставы, в руке он сжимал Гуннхвар. Дим сидел рядом, уставившись в одну точку, и не шевелился. Риэл не было.
— Дим, где Риэл? — задыхаясь от быстрого бега, спросил Рилг. — Где она?
Мальчик молчал и по-прежнему не шевелился. Тогда Кирч взял его лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза.
— Куда девалась Риэл? — раздельно произнес он, и, видно, было в его взгляде что-то, отчего мальчик начал вздрагивать и, запинаясь, хрипло произнес:
— Ее забрали.
— Кто?
— Не знаю.
— Куда?
— Не знаю.
Кирч на мгновение закрыл глаза, заставил себя успокоиться и спросил по-другому:
— Дим, что ты видел? Туман?
— Нет.
— Тех… людей с обледенелыми лицами?
— Нет… я… — мальчик запнулся и задрожал еще сильнее. — Такое черное… Тень… И холодное. И сильное очень. Дарк дрался с ним, но не победил. Я не знаю, что это. Правда.
Он всхлипнул, и Кирч отпустил его взгляд и посмотрел на Дарка, которого Рилг пытался привести в чувство. На Гуннхваре, что был крепко зажат в руке ормита, красовалась зазубрина, словно клинок встретился с костью покрепче железа. Вдвоем они перенесли Дарка внутрь ставы, и только к ночи он пришел в себя.
Он очнулся в ледяном поту, сумев выбраться из страшного плена небытия, в котором бродил, потеряв счет времени, едва не забыв собственное имя.
— Почему, побери его прачи, он не взял меня? — хрипло пробормотал он, когда узнал об исчезновении Риэл. Слова давались ему с трудом, он ненавидел и казнил себя. — Я бы поговорил с ним как мужчина с мужчиной!
— Именно поэтому ты здесь, а она — там, — сказал Рилг. — Он думает, женщину сломить легче.
Кирч взял у него флягу с водой и напился.
— Он не разглядел твой дар, и это спасло тебя. Я иду на север, искать замок Кахантар, а вы как можно скорее доберитесь до Скаверы, северное княжество погибает без Огня. Поскольку Риэл нет, ты должен заменить ее, Дарк.
— И я пойду на север, — вызвался Дим.
— Нет, — отрезал Кирч, — это мое дело. Ты, малыш, будешь нужнее дома.
— Да, я пойду в Скаверу, — сказал Дарк, не поворачиваясь, — и как только в храме загорится Высокий Огонь, я вернусь обратно и найду тебя, Кирч Скронгир, даже если ты будешь в логове Черного Короля.
— Я буду там. Клянусь рогатым драконом.
На рассвете они расстались. Видя, что Кирч совсем не берет с собой припасов, Дим воскликнул:
— Ты же умрешь с голоду!
На что Кирч ответил:
— За меня не беспокойся, малыш, я не пропаду. А вот вам следует поскорее спуститься в долину, там легче раздобыть еду. У реки Бран завернете на хутор Греста Винита, назовете мое имя и попросите лошадей. Дальше — сами.
— Сделаем так, как ты сказал, — ответил Рилг. — Удачи тебе.
— Прощайте, — сказал страж и зашагал по тропе, не оглядываясь.
Дарк, Рилг и Дим молча закинули за спину дорожные мешки и пошли в другую сторону.
Карабкаясь по отвесным скалам и крутым склонам, они старались не думать ни о чем, что требует затраты душевных сил. Но вечером у костра тревожные мысли неумолимо настигали, лишая покоя.
Дарк пытался объяснить себе превратности судьбы: меньше всего он хотел быть ормитом и вот сейчас остался единственным из них. Вихрь событий закружил его, оторвал, точно лист с ветки, ото всех былых устремлений, пообтрепал, и Дарк сам не заметил, как пропала жажда отыскать королевский лабиринт, и ей на смену пришло желание испить из другой чаши — другой напиток да покрепче. И захмелел он сильно, а протрезветь уже не хотел.
Рилг старался проникнуть мысленным взором за горные перевалы, увидеть Кирча и помочь ему своей силой, хотя понимал, что помочь не сможет. Для стражей не существовало братской любви и родной крови, они были вынуждены обрывать все корни, едва давали Клятву защиты, ибо не может страж хорошо охранять ормита, если думает о ком-то еще. Но Кирч и Рилг негласно нарушили этот закон и звались братьями по духу и по крови. И мучались нередко одной болью, вот как сейчас.
Ну а Дим за день уставал так, что сразу засыпал, а когда не спал, то сосредоточенно размышлял о чем-то, но о чем — не говорил.