батюшки, голый мужик на пороге лежит. Весь в крови. Я его в избу затащила, перевязала, как могла. А он трясется и повторяет: «Утром все пройдет, не беспокойся». Так и было, к утру все само зажило. К счастью, ночью снег такой повалил, никаких следов не осталась.
Ходили мужики с ружьями, искали его, но я отовралась, что никого не видела. Он у меня три дня прятался и потихоньку правду выкладывал — в час по чайной ложке. И кто он такой, и что жить ему здесь не положено…
Она опять замолчала. Нахмурилась и задала вопрос:
— А твой рогатый друг, что он здесь делает? Он тоже беглый? Или работает на патруль?
Я замялась. Посвящать Татьяну в свою жилищно-эротическую ситуацию мне не хотелось. Ясно было, что слова немедленно передадут Мареку, а изливать душу перед оборотнем не входило в мои планы. Я тянула время, размешивая сахар в чае. Танькин рассказ невероятно романтичен, но знакомый блеск глаз и интонации подсказывают, что она по-прежнему чуток не в себе. Просто с паперти и нищих ее переклинило на славного оборотня. А как оно на деле — бог его знает.
Неловкую паузу прервал скрип двери. На мое плечо легла ладонь Максимилиана.
— Маша, прощайся с подругой. Нам пора уезжать.
Таня опять всхлипнула. Оборотень проскользнул в кухню, обхватил ее за плечи и забурчал:
— Не плачь, хватит. Не на охоту провожаешь.
Чувствуя за спиной Максимилиана, я осмелела и впрямую обратилась к оборотню:
— Послушайте, Марек…
Он сверкнул зелеными глазищами:
— Что такое?
— Вы… точно не обидите Татьяну? Я имею в виду… ну, ваши пищевые привычки и все такое… Вы не причините ей вреда?
Марек расхохотался. Смех был похож на отрывистый лай, но улыбка сделала лицо мягче.
— Я ж люблю ее, глупая, — откликнулся он. — Стал бы я в этой глуши сидеть и свиней жрать, если б не она. Старался, как мог, ферму в карты выиграл.
— Простите, а почему именно страусовую ферму? — поинтересовалась я. — В этом есть какой-то тайный смысл?
— Тут два приличных дома с ванной на всю округу, — пожал плечами Марек. — Наш и председателя колхоза. Председатель колхоза в карты не играет, поэтому мы живем на ферме.
Я понимающе кивнула.
— А страус у нас один остался, — продолжил он. — Остальных я в лесу загонял, а Петю держим, чтобы желающим предъявлять. Хотите на Петю глянуть?
— Если не затруднит, — вежливо сказала я.
Хозяева проводили нас в сарай. Петя гулял по вольеру и смотрел на посетителей так нагло, что я сразу нашла слова прощания. Возле машины Таня вновь бросилась мне на шею.
— Звони мне хоть изредка, — попросила я, косясь на Марека. — Номер помнишь? Или записать?
— Помню, — ответила она. — Я позвоню, обязательно! Здесь сотовый не берет, но я буду подниматься на горку и звонить. Ты ведь ничего не рассказала о себе, Маша!
— Что тут рассказывать?.. — проблеяла я и спряталась в машину.
Обнявшая парочка проводила нас короткими взмахами. Я выждала, пока мы отъедем подальше, и злобно заявила:
— Мог бы предупредить! Со мной чуть удар не случился!
— Ты держалась великолепно, — безмятежно ответил Максимилиан. — Что касается подготовки… Я дал тебе выпить зелье.
— Зелье неуязвимости! — я скрипнула зубами.
— Оно отлично отбивает аппетит у подобных существ.
— Почему ты не сказал, что она вышла замуж за оборотня? — гнула свою линию я.
— Я не знал. Я увидел его следы вокруг села. Но ни по следам, ни по мимолетному взгляду, когда он показался на дороге, невозможно определить — северянин он или южанин. Надо было с ним поговорить.
— А какая разница?
— Северяне уживаются с людьми. Южане славятся неоправданной жестокостью и имеют привычку запасать живые консервы.
Я глубоко вздохнула, пытаясь отогнать тошноту.
— Марек — северянин?
— Да, — Максимилиан выехал на трассу и прибавил скорость. — В какой-то мере твоей подруге повезло. Оборотень, если он действительно привязывается к женщине, становится преданным мужем и защитником. Сама посуди: не пьет, не курит, не изменяет, все в дом несет, за жену любому горло перегрызет и не поморщится.
Я замахала руками, призывая его замолчать. У меня перед глазами опять возникла окровавленная свинья.
— Сразу хочу предупредить, что подруга тебе звонить не будет, — продолжил он. — Думаю, сейчас они с мужем собирают вещи.
— Почему? — не поняла я.
— Я дал ему сутки на отъезд.
— Ты… — до меня дошел смысл его слов. — Ты выгнал их из дома? С какой радости? Ты ненормальный, что ли? Разворачивайся, мы едем назад! Я должна…
— Нет, — холодно сказал он. — Разворачиваться я не буду. И ты ничего не должна делать. Делать должен был я. Мне надо было вызвать патруль или самому прикончить Марека. Он прекрасно это знает. Любой оборотень, покидающий пределы своего мира, идет на осознанный риск. Уверяю тебя, Марек высоко оценил мою снисходительность.
— Ты выгнал их из дома! — повторила я.
— Взгляни на это с другой стороны. До встречи с твоей подругой Марек задрал трех человек из станицы. В него стреляли не из-за кур.
Я поперхнулась и уставилась на Максимилиана.
— Если Марек сорвется и перестанет себя контролировать — это может произойти в любое полнолуние — станице придет конец. Я не могу потворствовать потенциальному убийце. Ему не место в вашем мире. Или для тебя ничего не значат жизни их соседей?
— Значат! — выкрикнула я. — За кого ты меня принимаешь — не значат? Просто… Ну, переедут они. А там, на новом месте, рядом будет другая станица, деревня или даже город. Другие Поганки, только Нижние или Средние. Какая к черту разница, Макс?
— Они уйдут к нему домой, — объяснил Максимилиан. — Твоя подруга будет пить зелье или носить оберег. Все жены оборотней так делают.
— Жить среди оборотней? — вздрогнула я.
— Не захочет — останется здесь, — пожал плечами он. — Ей я не выставлял никаких условий.
Я отвернулась и уставилась в темное окно. На меня навалилась тоска. Что же я наделала? Поставила Татьяну перед жестоким выбором — уходить в чужой мир или жить здесь, тоскуя по своему странному, но, несомненно, заботливому мужу! Век бы их патруль искал, в такую глушь, как эта ферма, никто не забирается. А я им к порогу беду привела. Дернула меня нелегкая поискать определенности!
Тут я вспомнила про трех убитых станичников и закусила губу. Почему-то я была уверена, что Максимилиан не лжет на этот счет. Он тоже прав — оборотень не должен жить рядом с людьми. Все по-своему правы — и он, и Марек, и Таня. Одна я не права. Не надо было прибегать к помощи
