- Если тварь прорвется, я велю запалить жир, - мрачно сообщил шаманам одноглазый Варайя, остававшийся вождем самые тяжкие последние десять лет. - Наши женщины не будут ублажать серокожих ублюдков, а дети не станут гнуть спины на ловцов.
Болтун Иракель, неожиданно обнаруживший себя верховным шаманом, молча кивнул - он знал о нравах Вечных владык несколько больше, чем ему хотелось, а потому решение вождя одобрял. Серокожие найдут здоровым рабам гораздо более разнообразное применение, и некоторым, в конце концов, это даже начнет нравиться. Иракель видел слуг, искренне считавших, что попасть к таким господам - большая удача. Что говорили эти постаревшие счастливцы, отправляясь, скажем, на плантации тростника, шаман уже не слышал - не мог.
- Не торопись, вождь, - прошуршало каменное ухо. - Место там волшебное, сам знаешь, а предок Ульрука Мелкого говорил его отцу, что его племя прогоняло чудовищ из дома при помощи огня. Чем мы хуже предков Ульрука?
- Это выбор шаманов, - кивнул Варайя.
Вот именно. Подгорные шаманы не относились к изнеженным последователям выдуманных богов, и горячий прием был пришельцам гарантирован. Вождь не хуже Иракеля знал, чем грозит обладателям дара знакомство с владыками: неспособные подчиниться станут ходячей мишенью для молодых ловцов или пособием для начинающих заклинателей. Имея такой выбор, любой согласится сгореть дважды.
- Вот, - шаман протянул вождю кожаный мешочек. - Добавь в масло, и его дым будет дарить благодать.
- Спасибо, Болтун.
Шарканье множества ног, бормотание и детский плач удалились по коридору. Шаману остался неяркий свет древнего орнамента, коптящие плошки и слабая надежда, что тварь пройдет мимо.
Не повезло.
Слушая, как монстр ворочает камни, которые племя таскало в коридор два дня, Иракель вспоминал всю свою короткую, нелепую жизнь. Неуемное любопытство, когда-то выгнавшее его на поверхность, глупый плен, долгие блуждания по всему побережью, от хозяина к хозяину и триумфальное возвращение домой, оплаченное дорогой ценой - пожизненным увечьем.
А ведь он мог бы подарить племени боевую магию Вечных владык, ту самую, за которую заклинатели платили полным бесплодием, почему-то считавшимся признаком истинного волшебника. Это помогло бы выиграть немного времени... Но прежний верховный шаман отверг ядовитый дар. Дела даже не в том, что Учитель Малаким считал подобное волшебство порчей - крохотное племя не могло позволить себе терять стольких мужчин.
Чудовище просунуло сквозь завал морду, и зал взорвался движением. Шаманы работали парами и в тварь летели плошки с маслом - один поджигал топливо, другой сильным пассом отправлял сосуд в цель. Наверное, заклинатели владык могли бы придумать что-то более действенное, но подземное волшебство особыми изысками не отличалось - наследием Малакима было знание зелий и трав. Плевать, главное, чтобы сработало. Монстр ревел и бился так, что содрогались горы.
"Может, случится обвал, и на этом - все?"
В азарте драки изменения в древнем орнаменте остались никем не замеченными. Голубое свечение внезапно усилилось, а затем незримая сила мудрого волшебства мягко вытолкнула Иракеля за пределы рисунка.
Прямо под морду порывающейся твари.
Шаман приготовился к смерти, но не к тому, что последовало - из древнего знака в пещеру выплеснулась тьма. Сознание Иракеля захлестнул непроглядный мрак, он не был ни холодным, ни горячим, ни душным, ни бездонным, никаким. Только вязкая, вкрадчивая чернота, обволакивающая чувства и разум. Откуда-то Иракель знал, что единственный способ избавиться от нее - забыть, убедить себя в том, что ее не существует. На это простое действие шаману потребовалась целая вечность.
Возвращение сознания было мучительным и полным кошмаров. Иракель лежал, глядя в явно рукотворный потолок, подсвеченный немигающий белым светом, а его сердце пыталось выскочить из груди. Неподвижный воздух нес незнакомый, не поддающийся внятному описанию запах. Первой мыслью стало:
"Ловцы!"
Но почему тогда его не вынесли из подземелий, не сковали или не заперли? В обозримом пространстве вообще не было ни одной двери, только гладкие каменные проемы без намека на петли и замок. Все амулеты, включая каменное ухо, куда-то пропали. Ватная тишина обступала Иракеля, наждаком терзая разум. Его личный кошмар: он, слепой, немой и глухой, беспомощно шарящий вокруг и ожидающий удара.
"А ведь мог бы остаться слепым"
Что-то мелькнуло на краю зрения, и шаман поспешно поднялся, ловя пришельцев взглядом. Один - вылитый ловец, правда, одежда слишком дорогая, а вот второй... Такого крупного человека Иракелю видеть еще не приходилось, а он на своем веку много кого повидал. И дело не в том, что тот был на полголовы выше даже ловца - не каждый бык мог бы похвастаться такой мускулатурой. Сразу ясно было, что это тело никогда не знало голода и лишений, с самого рождения оно предназначалось для единственного дела - убивать.
"Воин, несомненно. Где же растят таких ублюдков? И много ли их..."
Иракель никак не мог определиться с происхождением своих пленителей. Для подданных Вечных владык им не хватало какой-то неуловимой черты, налета бесоватости, по которой опытный шаман всегда узнавал врага под любой личиной. Для наймитов с побережья эти двое слишком ухожены, а состоятельные работорговцы не пришли бы без охраны. В полумифических морских пиратов, внезапно высадившихся в Лабиринтных скалах (откуда до ближайшей воды сорок дней пути), Иракель категорически не верил. Оставалась еще попытка восточных княжеств вести свою игру - капитаны какой-нибудь тайной стражи вполне могли бы держаться так вот уверено и нагло.
Оба стояли перед Иракелем и о чем-то говорили, жаль, что он не умел читать по губам. Воин задавал вопросы, сопровождая их бурной жестикуляцией, ловец многообещающе молчал. Шаман не спешил выдавать свое увечье. Кто знает, нужен ли им будет глухой раб? Наконец, терпение ловца иссякло, но перейти к решительным действиям он не смог - воин буквально вытолкал его в коридор, а через полчаса вернулся и лично принес пленнику миску наваристой похлебки. Где же слуги?
Если верить чувству времени шамана, так продолжалось два дня. Воин терпеливо пытался растолковать что-то пленнику, приносил и раскладывал какие-то предметы, рисовал схемы. Иракель наблюдал за его действиями без малейшего проблеска мысли - присутствие этого юноши (лет двадцать всего) вгоняло его в ступор, напрочь убивая всякое соображение. Стоило крепышу появиться, и тьма застилала шаману глаза, а к горлу подступала неконтролируемая паника. Иракель готов был сдаться и попытаться объясниться с кем-нибудь еще, но альтернативой оставался раздражительный ловец - ни одного слуги рядом с пленником не появлялось, а далеко уходить от своей лежанки он не решался - все помещения вокруг казались совершенно одинаковыми. Не хватало еще заблудиться здесь...
