— Сыч, миленький! — взмолилась несчастная, — Какое отношение имеет Эрбово пиво к этому арсеналу?!
— В том-то и беда, что никакого. Скорее всего, — устал я, боги. Бояться устал, ждать… — Между Эрбовым пивом и арсеналом — вконец обалдевший Сыч, — похлопал ее по руке, — Ничего. Привыкну.
Альсарена отхлебнула из кружки.
— А с медом — ничего.
— А то.
Если мне не изменяет память, в Каорене так, с медом, предпочитают употреблять арваранское инарги, большие лакомки. Впрочем, в Каорене я никогда не был, а из чистокровных инаргов знал только одного — каллиграфа, учителя моего. И с ним мы арваранское не пили. Тана-то нельзя назвать чистокровным инаргом, у него в крови много чего намешано… Впрочем, с Таном мы тоже не пьянствовали. Тан вообще не любит крепкой выпивки, предпочитает орнат и «львиную кровь», тагу арат, вино с Тамирг Инамра.
— Сладость смягчает алкоголь, — сказала Альса.
Я кивнул. Спрашивать Стуро, как ему Беляночка, не стали ни она, ни я. Мало ли, для аблисов процесс принятия пищи — все-таки не то, что для нас, трупоедов.
Парень подсел к столу, благодарно улыбнувшись, взял кружку и тоже попробовал.
— Тебе нравится, Мотылек?
— Да, — помолчал, потом признался: — Но то питье — лучше.
Конечно, лучше. Хотя по мне — так лучше кардамонной лимрской нет ничего. Когда я ее пил-то в последний раз, лимрскую?..
— Я принесу тебе, — сказала наша барышня, и я не сразу понял, что это она парню, — Твой народ пьет вино?
Стуро кивнул.
— Аблисы делают вино. Тоже из меда. И из молока. Да. Вкусно. Но… — вздохнул, — То питье лучше.
Вот заладил. Сладкоежка.
— Аблисы?
Ну да, я же ей не сказал…
— Аблисы, — проговорил Стуро грустно, — Мой народ.
— Это самоназвание! — обрадовалась Альсарена и вдруг аж подпрыгнула: — «Аблайс»!
Вычитала где-то.
— Сама ты аблайс, — фыркнул я, — С каких пор «ие» читается как «ай»?
— Тебя там не было, подсказать, — огрызнулась наша барышня, — Аблисы, Мотылек. Они… вы разводите скот? Коровы, овцы…
— Козы, — парень просиял тихой улыбкой, — Сестры-козы, — и опять помрачнел.
— Что такое? — Альса заволновалась.
— Я… Я оставил Олеру, — почти прошептал Стуро, — Ей плохо без меня. Мне плохо без нее.
— Олера, — спросила Альса, — кто?
— Сестра-коза, — в голосе парня появилась нежность, — Она красивая. Она добрая. У нее два козленка… Белая Звездочка тоже красивая. И большая. Но Олера… Она лучше всех. Ее должен взять мой брат. В свою семью. Я хочу… чтобы ей с ними было… хорошо.
— Не понимаю, — Альсарена тряхнула головой, — Козы — это семья?
— Семья, — кивнул аблис, — Есть я. Олера. Есть мама. Ее сестра-коза. Есть брат. Его сестра-коза… Семья. Родство крови.
Я не прислушивался, пытаясь в очередной раз взвесить все «за» и «против» — морок или явь? В родстве крови Альса со Стуро, похоже, здорово запутались. Хотя — чего уж проще — аблис пьет кровь козы. Значит, кровь козы и аблиса — едина. Родство крови.
— Давай сюда кружку, — развел Альсе еще меда с арваранским. — Для ясности. Держи.
— Ты понимаешь? — спросила она у меня.
— Понимаю.
— Да! — воскликнул Стуро, — Он — понимает, — и пустился объяснять по новой.
Сестры-козы, родство крови… Мне б ваши заботы. Ладно, пусть привкус в пиве мне померещился. Но Данка, Данка! Куда девать ее поведение? Как это-то подогнать?
— Слушай, — я тронул Альсарену за плечо, — Ты с Кайдом не у Эрба ругалась?
— Я не ругалась, — с достоинством отпарировала она.
— Ну, толковала по-свойски. Не у Эрба?
— У него.
— Он… — черт, как спросить-то? — Не знаешь, здоров ли?
— Эрб? Как бык, — недоумение появилось на ее лице.
— А… Данка?
— Данка? — Альса чуть сдвинула брови, — Тебе показалось, что она нездорова?
— Не знаю.
Может, и впрямь прихворнула там, или… Ну, того. Эт’ самое, то есть. С кем-нито из альханов, к примеру. Вот и мается, как дальше быть?
— А пиво у них «прокисло», — торжественно произнесла Альсарена.
Я подобрался. Она что-то знает!
— Дана подала тебе пива, и ты решил, что оно прокисло. А Дана вела себя неестественно. Так?
— Так, так. Что жилы тянешь?
Альсарена вдруг препохабно ухмыльнулась. Взяла себя в руки.
— Извини, — хихикнула, — Ты не то оружие приготовил.
Я потихоньку закипал. Стуро встревоженно переводил взгляд с меня на Альсу и обратно.
— Извини, — повторила Альса, — Это — моя работа.
— Что это было? — лязгнул я.
Довольно уже издеваться!
Альсарена прыснула, неразборчиво бормотнула в кулачок:
— …ное зелье.
— Какое?
— Ой, видел бы ты свое лицо! — потешалась она, — Ой, Сыч!
Я оторвал зад от табурета, подхватил Альсарену подмышки, приподнял.
— Повтори, — сказал я спокойно, — Что это было?
Она кисла от смеха в моих руках. Выдавила:
— Арфа… ди… знак… ентот… того, сталбыть…
— Э, подруга, — спятила она, что ли?.. — Какой, к черту, знак? Какая арфа?..
И тут до меня дошло.
Данка.
Заказала.
Марантинской воспитаннице.
Афродизиак. Приворотное…
О боги.
Выпустил Альсу, она брякнулась на свое место, тихонько повизгивая и всхлипывая, по щекам катились слезы.
Приворотное зелье!
Не то оружие!
Сделал перекат через голову, вернее, получилось сальто через табуретку, пришел на голени.
— Ой, Сыч! — вскрикнула Альса, перестав смеяться, — Акробатика…
А Стуро перепугался. Он не мог понять, с чего меня так разбирает. Как, впрочем, и собаки.
Ай да Сыч! Ай да молодчина! Девку ждет… С мечом…
Утер слезы, поднялся, обхватил Стуро за плечи левой рукой, правой отпихнул Уна.
— Все в порядке, малыш. Я просто дурак. Мозгов нет совсем. Мы остаемся.
— Это хорошо-о, — неуверенно протянул парень.
Да, братец. Ты даже сам не представляешь, насколько это хорошо.
— Слушай, постой, — спохватилась Альсарена, — Но ведь это же салеп… кисель! Вкуса никакого! Как ты учуял?
Как учуял, как учуял… Учили, вот и учуял.
— Со страху, — сказал я, — У страха глаза велики.
Всего-то навсего — салеп приворотный, а ты уж решил — травить тебя хотят. Или обездвижить…
— Бедная Дана! — лицемерно вздохнула Альса, — Вот это разочарование! Она же мне не простит никогда.
— А ты ей скажи, — я фыркнул, — Ну, сама понимаешь. Дескать, сработало. Дескать, еле убегла. Ты, сталбыть.
— Ну-у, тогда она точно не простит! — расхохоталась наша барышня.
Потом она заворковала со Стуро об аблисах, как они живут, чем питаются, кроме молока, вина из молока да кровушки, причем тут мед, да как выглядят аблисские дома… Парень рассказывал и, по-моему, даже забыл в какой-то момент, что он — изгнанник и все это для него потеряно. Принялся сам расспрашивать в ответ…
