— Выслушайте меня. Я знаю, что она не Кеплиан. Я знаю, что у неё нет вашего разума — ни способности говорить, ни большого ума, — нет вашей скорости и красоты. Но она всегда выкладывается полностью. Сегодня, спасая меня, она убегала бы, пока не свалилась бы замертво. Она добрая, старательная, честная, и я ценю все это. Что вовсе не означает, будто других моих друзей я ценю меньше. — Девушка замолчала, не сводя с них пристального взгляда и выжидая.
Последовала долгая пауза. Лошадь отошла и принялась щипать траву. Хилан вскинул голову:
«Ты права. Ты ценишь её за то, какая она есть, — как ты всегда ценила нас. Мы больше, но… »
Его мать подхватила:
«Но никто не отказывается есть мох только потому, что трава сочнее. Оба съедобны и поэтому ценны для того, кто голоден».
Девушка кивнула:
— Вот именно. Теперь, как вы считаете, стоит ли рассказать всем остальным о том, что сегодня произошло?
Кеплиан посовещались, соприкасаясь носами. Потом Тарна подняла на подругу большие глаза:
«Пусть узнают. Разве нам есть чего стыдиться? Если я понесу на себе свою названую сестру, то лишь потому, что таково наше общее желание, её и моё. — Она вскинула голову, горделиво выгнув шею дугой. — Я ни у кого не собираюсь спрашивать позволения; и уж конечно, этого не станет делать мой сын, который самый главный среди них. Пусть узнают. Нас это не волнует! »
Элири знала, что надо делать дальше. Она легко вспрыгнула на лоснящуюся спину кобылы и вцепилась в её гриву. Головы всех Кеплиан разом изумлённо поднялись, когда Тарна летящим галопом проскакала через весь каньон. Когда они добрались до тумана, он заволновался; золотистое мерцание, казалось, манило к себе. Сделав круг, кобыла поскакала обратно, туда, где росла трава. Обхватив её за шею, Элири негромко запела древнюю песнь, связывающую всадницу и лошадь воедино. Не понимая языка немунух, Тарна тем не менее прекрасно чувствовала любовь, заботу и нежность, которую несли в себе слова этой песни.
Два сознания потянулись друг к другу, соприкоснулись, слились — так тесно, как никогда прежде. Это… Это было им предназначено. Только вместе они восторжествуют. Элири почти физически ощущала, как качает кровь огромное сердце Тарны, какую радость кобыла испытывает от быстрого бега своих мощных ног; да что там — она стала кобылой, а кобыла ею.
Тарна тоже прислушивалась к возникшим у неё новым, удивительным ощущениям — казалось, разум её внезапно и необыкновенно мощно расширился. Прежде ей была недоступна концепция времени как такового — она всегда жила только в «здесь и теперь». Сейчас это произошло. Она увидела возможные варианты будущего, все эти туманные миры — они только могут быть, но реальным станет лишь один. Если… Пристально вглядываясь в них, она старалась понять, вникнуть, разобраться. До неё впервые дошло, насколько сравнительно хрупка её подруга. Элири нужно запасать пищу на зиму, укрываться от холода. Девушка была не в состоянии передвигаться так быстро, как Кеплиан, — вот почему она так ценила свою лошадь. Ах! Все это Тарна поняла только теперь.
Она видела их различие и их сходство. Чувствовала М ток дружеского тепла, циркулирующий между ними. Остановившись, она замерла, пытаясь «переварить» новые впечатления. Как всё-таки странно! Оказывается, люди были несравненно более хрупкими созданиями по сравнению с Кеплиан, Серыми, даже просто животными. Именно это порождало у них необходимость думать о завтра. Делать оружие, изменять землю, чтобы сделать её пригодной для своего обитания. Находить или строить укрытия, без которых они не могли жить, шить одежду, запасать пищу на тот случай, когда, может быть, они не смогут её добывать, а рядом не окажется никого из близких.
Тарна чувствовала себя странно, очень странно. Её разум расширился, наполнившись новыми мыслями и идеями, все привычные цепочки логических представлений распались, чтобы переформироваться совершенно по-иному. Она стояла, свесив голову, и, по мере того, как в сознании устанавливались новые связи, по всему её телу волнами пробегала медленная дрожь.
Хилан мягко коснулся матери носом:
«С тобой всё в порядке? »
Она очнулась и слегка попятилась:
«Все хорошо, сын мой. Просто так много нового, такого, что ещё надо обдумать».
Смех Элири проник в сознание обоих Кеплиан, вызвав у них приятное ощущение, схожее со щекоткой.
— Я тоже узнала кое-что, о чём прежде не задумывалась. Твой разум — настоящее сокровище, названая сестра.
Эмоции, переполнявшие всех троих, достигли наивысшего накала, стали почти непереносимы. Элири разорвала контакт, соскользнув с широкой спины. И рысью припустила по траве к своему древнему дому. После всех событий этого дня ей ужасно хотелось есть и пить. И ещё — хорошенько выспаться. Кеплиан, глядя ей вслед, поняли, чем она будет сейчас заниматься. Не разговаривая даже друг с другом, они ушли; им тоже хотелось и напиться, и пощипать траву.
Этой ночью Элири спала как убитая. Сказать, что день был утомительный, значило ещё ничего не сказать. Полное слияние с Тарной настолько истощило её, что она чуть не уснула ещё до того, как смочила пересохшее горло и поела. Девушка спала так глубоко, что лежала в постели как каменная, не шелохнувшись.
И во сне ей явился человек. Высокий и худой, с глазами серо-зелёного оттенка, с чёрными волосами. Резкие черты его лица находились в некотором противоречии с мягкой формой рта, но вполне соответствовали решительному подбородку. Он был плохо одет, а бледность кожи свидетельствовала о том, что его держали в плену, но в посадке головы и все ещё не утраченной гибкости движений ощущался гордый характер.
Висящий на шее Элири кулон Кеплиан ожил. Во сне она обхватила его пальцами. Человек открыл рот, как бы желая что-то сказать, и девушка вся превратилась в слух. Ничего. Он говорил, но до неё не долетало ни звука. Как будто их, точно стена, разделяло толстое стекло. Словно обладая самостоятельной волей, её пальцы поднялись и начертили в воздухе знак. Спустя мгновение на этом месте вспыхнул голубовато-зелёный огонь, и Мужчина протянул руку, чтобы коснуться руны. Огонь стал ярче.
После этого до неё стали доноситься звуки. Очень слабые, пришлось изо всех сил напрягать слух, чтобы расслышать их. К тому же казалось, что каждое слово опустошает говорящего. Вспомнив язык жестов, которому её учил Кинан, Элири быстро просигналила, что лучше попытаться использовать руки. Он кивнул и торопливо задвигал пальцами, из чего девушка сделала вывод, что он опасается быть замеченным и поэтому у них мало времени. Она знала его имя, но заколебалась, когда он попросил сказать, как зовут её. В мире снов имена имели силу, может быть, даже большую, чем наяву. Он понял её мысль и кивнул. Элири усмехнулась. Вовсе не обязательно сообщать ему своё настоящее имя. Вот хотя бы…
