— О, у меня их было более чем достаточно, — чего только стоит известие о подмене во младенчестве.
— Ладно, мы отвлеклись, — вернулась в рабочее русло Уна. — Ты захотела, и почти сразу все возможные варианты хрена в ближайшем доступе появились около тебя.
— Да, это было весьма неожиданно.
— В момент до что ты ощущала?
— Прилив сил, — я сосредоточилась, вспоминая. — Всё тело стало зудеть от нетерпения.
— Это называется «спонтанные вибрации», — Уна подняла палец, обращая внимание на термин. — И от них нам нужно будет избавляться. Точнее, обрести над ними контроль.
— Но как? Всегда перед тем, как что-то сделать или попросить сначала возникает желание.
— Да, и все маги натренированы эти желания усмирять. Точнее усмирять силу, а сами желания реализовывать иными способами, как все обычные люди.
— Кстати, мне говорили, что Материи мало, её надо беречь, поэтому магией следует пользоваться только когда действительно надо, — вспомнила я слова Крайла.
— Именно так, — кивнула Уна. — Когда-то давно, больше тысячи лет назад люди бездумно тратили Материю на мимолётные желания. Слевитировать яблоко вместо того, чтобы встать и подойти к столу или дереву, прикрыть мороком чересчур длинный нос или лысину, не говоря уже о менее невинных случаях. Они вычерпали Материю почти до конца. Лишь в некоторых местах, таких как Цимма, она осталась, но вырабатывалась очень медленно.
— И что тогда сделали? — от любопытства я подалась вперёд.
— Что-что? — хмыкнула Хранительница. — Жили без магии, а мы, Хранители, остались привязанными к Источникам. Уйти невозможно — то был бы портал в один конец, сюда ничего принести нельзя, так что пришлось осваивать новые способы питания.
— О, поэтому вы так необычно выглядите! — и тут меня пронзила запоздалая мысль: — Сколько же вам тогда лет?
— Столько не живут, дитя моё, — грустно усмехнулась Уна. — Я много повидала на своём веку, в том числе и триста лет одиночества. Мало что может удивить меня, но твоя история выходит за рамки обычного. С тобой интересно. Ты сама — интересна. И, конечно же, твой случай весьма непрост, начиная с удивительной предыстории, заканчивая беременностью, из-за которой нам придётся попотеть.
— С ума сойти, — я приложила руки к щекам, покачала головой. — И чем вы всё это время питались, пока сидели здесь в заточении?
— Если спустится вниз, в самую глубь скалы острова, можно найти озеро, в котором водится рыба. А ещё водоросли — чем не салат? — несмотря на вроде бы позитивную речь, её плечи содрогнулись. — Знала бы ты, как это мне надоело! Видеть не могу ни то, ни другое.
— Бедная, сколько вам пришлось пережить, — я аккуратно, стараясь уловить, не будет ли ей неприятно, протянула руку и прикоснулась к тонкой коже не менее тонкой кисти.
Какая она всё-таки бледная!
— Иногда мы, Хранители, телепортировались друг к другу, разговаривали, обменивались опытом и продуктами, но всегда приходилось возвращаться. Поддерживать Источник, контролировать его всплески, аккуратно собирать энергию в накопители на чёрный день. Да, тогда мы не были ни в чём уверены, лишь надежда питала нас.
— А сколько вообще Хранителей на Марэлле? — удивительно, но Уна не только не отдёрнула руку, но и положила на мою ладонь свою.
— Нас семеро, по одному на Источник. Есть, правда, парочка неосвоенных, но они на полюсах, где совершенно невозможно жить. Слишком много магии придётся тратить для поддержания нормального режима, и это не говоря уже о расстоянии. Телепорт туда пробить может только двое магов, объединивших силы. Не стоит оно того.
— Хорошо, что Материя восстановилась, — порадовалась хорошему исходу. — Скажите, но как это вообще возможно — сдержать порыв, не обратившись к магии, когда это так легко?
— На самом деле, это здесь легко, в той же Коринии сегодняшний финт вычерпал бы тебя до дна с одной только кастрюлей. Поэтому, как только у человека просыпается магия, мы сразу притягиваем его сюда. Есть специальные смотрящие, которые дежурят у кристаллов, связующих нас с внешним миром, день и ночь. Потому что каждый маг, даже самый слабый, может натворить бед, если его не обучить, а уж такая сильная магиня, как ты, и вовсе.
Крайлах
Моя ярость сыграла нам всем на руку. Ведь кто не присутствовал на казни лично, слышал от очевидцев, что и как я сделал с Зигвальдом. Брат, кстати, несмотря на более чем упрямый характер, публично полностью признал свою вину. Я даже почти не сердился на него, по крайней мере, умом осознавал, что не за что его больше бить, но инстинктам не прикажешь, и каждый раз, когда я его видел, мои кулаки сжимались от желания.
Желания добавить синяков в роспись его и без того изукрашенного лица.
Но я держался, всё же многие годы тренировок по самоконтролю с нашим главным магом — это вам не цветочки выращивать. И да, допросы здорово помогали отвлечься от навязчивого желания, а моя ярость, как прошлая, так и нынешняя помогала быстро колоть даже самых стойких личностей.
И тогда мы узнавали много любопытного. Например, что многие из них в курсе подмены — Харник не стал держать это в секрете от министров и советников, и также некоторых глав высоких родов после того, как мы отбыли в Армарию. Оказалось, даже начали готовить корабль для отплытия к нам, чтобы простимулировать Беренгарию к выполнению задания.
— Какой был протокол? — моё лицо настолько искажено от ярости, что даже у Ортоса дёрнулся глаз. — Отвечай!
Я даже не вспомнил о мече, голыми руками взялся за горло министра обороны. Уж он-то точно должен знать, каким образом планировал поступить Харник с Беренгарией.
— Та-там было два варианта, — заикаясь и хрипя, выдавил полный рыжеватый мужчина. За какие такие заслуги он отвечал за безопасность Коринии — не понятно. — Либо «потерять» по дороге, либо добить уже на корабле.
Он с таким страхом посмотрел на меня, что так и захотелось вмазать. Подлая мразь! И он, и Харник, и иже с ними. Но я сдержался, потому что вряд ли бы он выжил после этого, а нам нужны были его показания не только сейчас, но и позже. Не знаю, как по итогу выйдет, но по возможности сначала проведём открытый суд. Ну, а если выйдет большая заварушка, то и положим их тут всех.
— Сейчас кто планировал операцию? Харник? — я как никогда пожалел, что Ранинделла мы так и не схватили.
Уж он бы точно ответил на этот вопрос, со всеми подробностями.
— Да, герцог поддерживал с ним связь, — министр обороны готов был скончаться не столько от моего напора, тем более что я давно отпустил его шею, сколько от разрыва сердца.
Он не просто покраснел — побагровел, а ещё трясся и вращал глазами. Никакой выдержки. Слабак, а не воин!
— Откуда у вас взялся химероид? — я не стал уточнять детали процесса подготовки — пусть потом Ортос вытягивает после того, как я его окончательно закошмарю.
— Их тут довольно много живёт, но мы не афишируем это. Люди не очень любят многоликих.
Надо же, как они их тут красиво обозвали.
— И один из них с радостью решил вам помочь — потерять голову во имя человеческого короля, — мой издевательский тон заставил его опустить взгляд. — Да им на своих-то порой плевать, а к людям они и вовсе специфично относятся.
О, мы много нового для себя открыли после того, как поймали жену Зига на измене. Оказалось, что люди для них нечто более низшее, а они — венец божественного творения. На брак с армарийцами они согласились исключительно ради воинской поддержки, ну и Зигвальд понравился Ларне. Она захотела его, вот только мы даже не подозревали, что они могут менять не только облик, но и энергетические связи. Именно благодаря этому свойству Ларна смогла обойти запреты, которые мы приобретаем после обряда Размара. Точнее, это вовсе не запреты, а крепкая эмоциональная связь. Вот только она оказалась не нужна ей, даже несмотря на общего ребёнка.
И, если положить руку на сердце, искали мы его в основном потому, что он — носитель крови нашего рода. То есть сможет претендовать на трон, а это значит, что нельзя допустить, чтобы его воспитал кто-либо другой, тем более химеры.
