Зазвонили колокола, знаменуя "закат". И она, глубоко вздохнув, обняла себя за плечи, продолжая брести в людском потоке уже в более задумчивом состоянии. Хотя именного этого ей сейчас делать хотелось меньше всего — думать, ибо под эти звуки все её мысли невольно сосредотачивались исключительно на персоне погибшего бога. И на том, что она недавно видела. Вот что он мог там делать, разорванный пополам, на краю бесконечной бездны?..
Кстати… а вот интересно — та бездна шла глубоким колодцем, или же и сейчас, где-то там, глубоко под ней находилось бесконечное, чёрное нечто? С копошащейся там неведомой тварью…
Нельзя было ей сейчас думать. И девушка, закрывая уши ладонями, побежала вперёд, чтобы отвлечься от переполняющих её голову мыслей. Чтобы чуть устать, чтобы дыхание участилось, сердце — забилось, а мысли покрылись лёгким туманом… Они не должны было звонить слишком долго! Ну хватит уже…
Но лёгкая пробежка, чтобы взбодрить своё барахлящее сердце, закончилась не так, как она планировала — стоило ей ускорить шаг, перейти на бег — как от странного, непонятного ей ощущения по спине пробежала волна мелких мурашек. Что-то было не так! Она затылком почуяла это — чувство опасности! Попробовала оглянуться — но едва не налетела на встречного ей человека — такого же растерянного, как и она сама. И бросающего взгляд то на неё — то куда-то ей за спину. И следовало бы ей просто остановиться, всё же потратить момент своей жизни и обернуться — но страх подстегнул её слишком сильно. И дамианка, во весь опор своих коротких ножек, бросилась наутёк, при этом совершив самую страшную из своих ошибок — свернула с оживлённой улицы, чтобы скрыться в переулке. Чтобы спрятаться там от неведомой ей угрозы — но нашла там лишь невысокий бордюр и отвесный овраг, ведущий на дно трёхметрового канала. Следует заметить — уже давно пересохшего канала, ныне используемого в большинстве случаев как свалка. И также внезапно, как звон колоколов начался — так же внезапно он и оборвался, и Шаос, пробегая последние несколько метров перед пропастью — услышала за спиной нестройный шаг нескольких пар ног. И даже не бегущих, а просто быстро идущих за ней, ибо догнать метровую, не слишком расторопную ехидну они могли и пешком.
— Н-ну всё, всё! Догнали… Сдаюсь! — Она подняла вверх лапки и обернулась, натягивая на лицо широкую, зубоскалящую улыбку. — Къитять не буду, сопвотивъяться — тойе, согласна на многое, а с вашей стооны было бы вевливо не аспускать сильно уки! Идёт?
Их было четверо. Четверо мужчин в длинных, демонстративно дешёвых и непритязательных холщовых рясах с наголо выбритыми головами, что уже буквально кричало о том, что они были какими-то сектантами, но более — на лбу одного из них было вытатуировано полукольцо с непонятными письменами. И эта мета чётко говорило о том, к кому именно они относились.
— Д-да б*я!… - Не сдержалась дамианка от осознания, что она, сука, влипла.
Это были долбаные фанатики из "Пяти Слов". Жестокие парни с особым взглядом на жизнь, и раз они к ней зачем-то пристали — то проблемы у неё определённо намечались. И очень, ооочень вряд ли они хотели её трахнуть или ограбить.
— Слусайте, я плосто сла домой! — Громко ответила бывшая полуэльфийка и, оглядываясь назад, чтобы ненароком не налететь на низкий бордюр и не свалиться в канал, попятилась ещё немного назад. — Мне не надо плоблемы… Я не знаю… Заплатить вам?! У меня есть! Немного! Или тево вам надо? Я сделаю всё, сто вам надо, только, ну… не бейте, ладно?..
Они были способны на жестокость по отношению к нелюдям или людям, ведущим порочную жизнь — и Шаос под оба эти пункта прекрасно подходила. Но из-за не слишком большой многочисленности этих сектантов, они себя сдерживали и дело у них редко доходило до физического проявления своей ненависти. До расправ, линчевания и самосуда. Но всё же — иногда доходило, и метровая дамианка отлично годилась на роль беззащитной жертвы.
— Слусайте, плавда… Отпустите меня, а?..
С корявыми улыбками на лицах, совсем ещё зелёные фанатики приближались к ней, теснили к краю, и Шаос была вынуждена сделать последний возможный шаг, ставя ноги уже на сам бордюр. Могла ли она пробежаться по нему, то есть вдоль самого канала и между стеной соседствующего к нему дома?
— Обессяю, я буду хоосэй ехидной…
— Нам не нужны твои деньги, порочное племя!
— Нам нужна твоя кровь!
— Ты должна заплатить за грехи своих предков! — Вторили они друг за другом.
Дураки. Просто кучка круглых дураков — так бы очень хотела ответить им Шаос, будь она посмелее и посильнее, но вместо этого только захныкала и закряхтела. Они не понимали, что появление её "порочного племени" спасло их, идиотов, от смерти, ибо если бы Неллит не подняла тогда мятеж, раздробив воинство Баалбезу на части — жили бы сейчас эти люди в лучшем случае в кандалах.
Но голоса их затихли, когда руку поднял их "старший" — обладатель татуировки на лбу, что означало то, что он уже дал одну клятву перед своим божеством. И пока его более молодые братья ещё не далеко ушли от обычных людей, были импульсивны и выплёскивали из себя это мелочное бахвальство и угрозы, он же — уже успел обматереть в рядах своей церкви, чтобы не проявлять эту недостойную нетерпеливость и за зря не сотрясать воздух. Он со степенностью склонился к земле — и что-то там начал в ней ковырять. А затем и остальные подхватили его идею и тоже стали разбирать изношенную дорожку на булыжники…
Шаос громко пискнула, когда поняла, что они делают — они набирали себе камней, складывая их в подолы своих ряс, и будь она хоть трижды дурой — то всё равно поняла бы, что они собираются делать.
— Эй, эй! Не надо!.. Н-нет-нет!!
Первый из них замахнулся — и Шаос, не дожидаясь, пока в неё бросят хоть один камень, спрыгнула вниз… Всё равно это было неизбежно — либо прыгать, либо быть избитой. Или как альтернатива — сначала быть избитой, а потом — уже прыгнувшей. Или сброшенной…
Чего же они вообще к ней прицепились? На самом деле, она в этом сама была "виновата". Уж по крайней мере, они бы так сами сказали. Шли-то они за ней уже долго — но только лишь потому, что их дороги временно совпадали. И конечно же они не могли не обсуждать её короткую, ещё и задранную хвостом маечку и очень милые для такой "богомерзкой твари" трусишки. Возможно, их интерес был подстёгнут и чем-то ещё, ведь они были всего лишь послушниками и пока что только вытравливали из себя тягу к "порокам", но когда зазвонили колокола мёртвого бога и она побежала — у двух из них сработал охотничий инстинкт, и вот уже весь их квартет пошёл за ней следом. А когда же она свернула на безлюдный участок — то отпустить её просто так они уже не могли.
И в какой-то мере, но ей в этот раз посчастливилось. Она упала не на топорщащийся остов старой телеги, не на обломок копья или отходы местной татуировочной мастерской. И даже не на твёрдый булыжник, а на старый, сильно прогнивший сундук. Так, что крышка его под ней с противным хрустом проломилась и девушка, выставив перед собой руки, ушла в него всем телом, как в маленький, аккуратненький для себя гробик. А потом по инерции содрогнулись все её внутренние органы (куда входил в том числе и её мозг) — и зрение на мгновение, но пропало. А вместе с ним — и осознание происходящего…
Вернул же её обратно собственный же голос. Она что-то сопела или кряхтела, а уже потом ушей её достигли разговоры склонившихся над ней сектантов. Но прислушиваться к их словам даже не собиралась — пусть бы они там хоть в глубокое раскаяние впали, и на гудящих, звенящих, но целых и не поломанных ногах встала, отряхнула оцарапанные ладони и локти — и, не переставая сопеть, вылезла из обломков сундука. Вся нахохленная, с липкими древесными щепками в волосам и справедливо обиженная.
— Пледулки коньтеные…
И ещё раз, уже тщательнее отряхнувшись, она подняла лапку над головой, чтобы напоследок показать загнавшим её сюда людям средний палец — и крайне быстро, пусть и на полусогнутых, поспешила убраться. А то бы ещё и сверху забрасывать начали!
