Веселого дома уже почти уверил сам себя, что подлец Язва все-таки подловил Нелани. Уверил и теперь тихо свирепел. Честно купить эту девку на ночь обошлось бы куда дешевле, чем оплачивать причиненное!
Угрюмые размышления прервал скрип открывающейся двери.
Ну наконец-то!
Старший брат намеренно не посмотрел на вошедшего. Пусть сразу видит, что он не в духе. Взял небрежно со стола пару монет, покрутил их в руках, сделал вид, что рассматривает, а сам недовольно спросил:
— Ну и что там? Кто дерёт Уголечка?
Лишь после этого он, наконец, перевел взгляд на посетителя и опешил. Напротив стояли двое, одетые в темно-серые накидки Теней. Вот только одному из них просторное одеяние было и узко, и коротко, а другому — велико.
— Вы кто такие? — Старший брат откинулся в кресле. Одну руку он положил на деревянный подлокотник, а другой потянулся к столу — там, снизу, под скатертью, был закреплен в кожаных скобах добрый нож.
Впрочем, он не успел его выхватить. Тот из пришедших, кому накидка была тесна, отбросил с лица глубокий капюшон, являя пепельно-серое лицо мертвеца с глазами, зрачки у которых оказались белы, словно у мраморной статуи.
— Ты послал за мной людей, — сказал незнакомец ровным и пугающе глухим голосом.
Тут-то Старший брат и узнал Чужака… Хвататься за нож было глупо. Кричать — еще глупее. Потому хозяин Нескучного дома положил вторую руку на подлокотник кресла и ответил:
— Я никому не скажу, что видел тебя и знаю о тебе. Можешь забрать все, что лежит на столе.
Но человек с лицом мертвеца только ухмыльнулся. Пугающей и неживой была эта ухмылка. А еще казалось — Чужак едва сдерживается, такими напряженными были его плечи и такими скупыми — движения.
— Говори, как вы меня нашли. И не вздумай врать. Я пойму.
Старшему брату не раз приходилось отвечать на вопросы Отцов братства. И он умел вести разговоры. А еще он дважды беседовал с мечниками храма. Хотя с ними разговоры вести было сложнее. Солгать очень, очень трудно. Однако у него получилось.
Вот только от Чужака веяло куда большей силой, чем от храмовых воинов. Он был злее и уж точно — гораздо опаснее. Потому-то Старший брат, отвечавший за Теней красных, синих и зеленых лестниц, заговорил честно. Пытаться что-то скрыть было равносильно смерти.
Он рассказал о приказе Отцов искать Чужака, о Чико Язве, который вызвался сходить в дом купца Рихшана. Рассказал о просьбе мечников Храма сообщить им, — только сообщить! — где находится Чужак. Затем без утайки поведал про саворрийца, готового помочь Чужаку выбраться. И еще раз повторил: Язве он приказал только посмотреть!!! И сам понимает, что значит скрываться, потому готов помочь всем, чем может.
Страшный гость слушал, не перебивая, а потом переспросил:
— Всем, чем можешь? Тогда где твое убежище?
А Старший брат с ужасом увидел, что кожа собеседника становится все более серой и глаза белеют, белеют… рассудок же в них словно гас.
Щекочущие капли пота поползли между лопаток хозяина Весёлого дома.
— Какое… — больше сказать он ничего не успел.
Чужак с места перемахнул через стол, рывком развернул кресло, а через миг его ледяная ладонь зажала говорившему рот. Страшный живой-мёртвый человек резко топнул по подъему стопы, ломая Старшему брату кости. Тот беззвучно заорал, давясь болью и ужасом.
— Где твое убежище? Потайное место. Нора, о которой никто не знает.
Старший брат жадно втянул носом воздух. От боли горло сжималось, перед глазами плыли черные пятна… Но тут Чужак легонько коснулся второй, еще целой, ноги и убрал ладонь от рта жертвы. Хозяин Веселого дома сразу же заговорил, давясь словами, а когда закончил и испуганно вжался в кресло, от двери вдруг раздался обрадованный женский голос:
— Я знать, где это! Я проводить!
Это спутник Чужака, до того стоявший молчаливо и безучастно, наконец-то оживился.
С опозданием Старший брат узнал Нелани. Впрочем, он не успел ничего ни сказать, ни спросить.
Чужак перевел мутные, подернутые белесой паволокой глаза со шлюхи на Брата воров. Тот начал было открывать рот, но короткий сильный удар основанием ладони в подбородок сломал хозяину Веселого дома шею.
* * *
Убежище Старшего брата было надежным, и устроил он его в нехорошем месте, куда мало кто пойдет, а если и пойдет, не станет задерживаться — в Воровском переулке. Раньше там впритирку к скалистому склону стоял Веселый дом, но потом его подпалили. Многие погибли. В память о них Отцы братства на пепелище поставили четырехглазого Куго — грубо отесанную каменную глыбу: сутулый божок с непомерно огромной головой и ручищами, с четырьмя глазами, смотрящими в разные стороны света, и искривленным в злой ухмылке ртом.
К Куго воры приходили просить удачи — приносили ему мед и масло, мазали маслом все четыре глаза, капали сладостью на толстые каменные губы. Нелани передернуло от идола. Огромный, уродливый. А вот Сингуру было все равно: его начала бить дрожь, и он без всякого почтения привалился к воровскому богу, чтоб не упасть.
Крышку погреба Нелани ни за что бы не отыскала среди зарослей кустарника, груды прелых горелок и мусора, но ее спутник безошибочно ткнул пальцем:
— Там.
Из погреба они перебрались через провал в старую выработку и по длинному лазу пришли в наполовину обвалившуюся штольню.
Здесь-то за крепкой дверкой была заботливо обустроена деревянная лежанка с тюфяком, стоял бочонок воды, запечатанные воском кувшины с вином и маслом. Но без потайного фонаря Нелани бы заплутала в этой темноте. От Сингура толку уже почти не было, он сжимался от боли и плохо держался на ногах.
— Ложиться, — Нелани указала на топчан. — Ложиться! Я налить вино.
Спутник упал на тюфяк и глухо застонал, зарываясь в него лицом.
— Фимиамщик ты белокожий! — выругалась шианка.
Она отыскала в одной из ниш, устроенных в стене, кружку, расковыряла воск на винном кувшине и налила почти до краев.
— Надо пить! Пьяный легче, — она сделала несколько крупных глотков и подсела к Сингуру, корчащемуся на лежанке. — Слышать меня?
Он замотал головой, судорожно стискивая тюфяк.
— Я знать. Я видеть фимиамщики. Пьяный легче. Меньше судорог.
— Не… поможет… — прохрипел Сингур.
— Но хуже не стать, — Нелани положила ладонь ему на затылок и ласково повторила: — Надо пить.
Он с трудом поднял голову. Придерживая мужчину за ходящие ходуном плечи, шианка помогла ему сесть. Кружку он держать не мог, поэтому она поила его сама. Он пил, стуча зубами по краю и расплескивая вино. Но выпил всё. И снова упал на тюфяк. Тело сотрясали волны
