громко проговорил один из не в меру захмелевших собеседников.
– Это всё этот старый злобный пердун старается. Забрался в Алый дворец, словно петух на навозную кучу и кукарекает! – откликнулся его собутыльник, осушив чашу с вином.
– Не орите так громко. Не дома,– попытался их урезонить третий собеседник, что был потрезвее.
– Плевать! Мои дед и отец были благородными кливутами. И я благородный кливут! – пьяный не унимался.– А этот, как вы верно подметили, старый пердун Чже, хочет одного – лишить нас наших поместий и кулбусов. Неужели там,– палец говорившего ткнул вверх,– ни хрена не понимают, что мощь государства держится на нашем благородном сословии истинных ченжеров. Посмотрите, кого теперь принимают в войско? Сабраки наполовину состоят из пятипалых и полукровок!
– Точно. А вы видели, что твориться в поместьях? У меня две кулбусские деревни на восемьдесят семь дворов. И вот, по указу подписанному неизвестно кем, у меня забрали две сотни подёнщиков, чтобы они сдохли во славу сопливого мальчишки, вскарабкавшегося на трон, когда ещё не успело остыть тело его почтенного родителя – нашего богоравного Длинного Ту!
– Тише же вы! – опасливо шипел самый трезвый из кливутов. Он начал оглядываться по сторонам, памятуя о доносчиках Тайной Стражи. Но его подвыпивший товарищ, стуча кулаком по столу, видимо решил, как следует выговориться, осыпая руганью и проклятиями головы тех, кто, по его мнению, замарал честь знамени Феникса и ведёт империю к гибели. Напоследок, говоривший совершил государственное преступление, обложив юнгарха И-Лунга и всех сиятельных вельмож империи, выражениями, бытовавшими в казармах наёмников и среди уличных шлюх.
Прислушиваясь к разговору кливутов, Ван-Ё сделал вид, что вино разморило его, и он заснул, пустив из уголка рта тоненькую струйку слюны, стекающую на подбородок. Он успел приглядеться ко всем трём собеседникам, запоминая лица, приметы и одежду.
Вскоре изрядно подвыпившая троица направилась к выходу из харчевни. Ван-Ё быстро встал, вытер платочком подбородок, подтянул пояс, и не спеша, направился следом за кливутами.
На перекрёстках улиц столицы уже зажгли вечерние фонари, и те из посетителей харчевни, что жили в предместьях, заторопились покинуть город до закрытия ворот. Иначе ночью можно было попасть в лапы ночных стражников, что грозило большими неприятностями тем, кто не имел права проживать в самом городе.
На одном из перекрёстков Ван-Ё заметил одноглазого нищего, перед которым стояла миска для сбора подаяния. Подойдя к нему, Ван-Ё щёлкнул пальцами и нарисовал в воздухе замысловатый знак. Нищеброд задрал лицо к Ван-Ё, а его глаз засветился вниманием.
– Трое кливутов. Идут на Нижнюю Кожевенную улицу,– скороговоркой произнёс Ван-Ё, бросая медяк в миску. – Я буду у Йешуда.
Одноглазый кивнул, тут же натянул повязку на второй глаз, став полностью слепым, а из-за его спины вынырнул грязный мальчишка десяти лет. Через несколько мгновений мнимый слепец, ведомый малолетним поводырём, зашагал в след подвыпившим любителям болтать языком.
Некоторое время Ван-Ё провёл в раздумьях, как ему поступить дальше. Он пустил ищеек по следу кливутов, но это было слабым утешением. Вряд ли разговор трёх пьяных вояк может оказаться ниточкой, ведущей к злоумышляющим на власть И-Лунга, но кто знает?
Ван-Ё решил дождаться известий, а затем накрыть троицу, они и так наболтали самое меньшее на виселицу. А сейчас? Ну а сейчас он вернётся в харчевню Йешуда. По телу Ван-Ё невольно пробежала дрожь сладкой истомы, когда он вспомнил влажный блеск чёрных глаз Урии и его нежные прикосновения.
Увидев вернувшегося Ван-Ё, Йешуд многозначительно ухмыльнулся, пропуская его внутрь и запирая за ним дверь на засов.
– День был тяжёлым,– произнёс ченжер, как бы отвечая на усмешку радхона. Он невзначай повёл плечами.
– Ну-у, мой Урия не зря ходит за учением к лекарю. Он сделает вам такой массаж, что вы будете чувствовать себя заново рождённым.
Между ловкими пальцами Ван-Ё тускло мелькнул ютер. При блеске золота Йешуд судорожно сглотнул слюну.
– Прошу вас, господин. Урия, Урия! – позвал он. На зов пожилого радхона из-за двери, ведущей на кухню харчевни, появился стройный юноша, одетый в белоснежную тунику. Иссиня-чёрные локоны его волос, завиваясь мелкими колечками, ниспадали ему на плечи. Он вежливо с достоинством поклонился Ван-Ё и направился наверх следом за ченжером.
Спустя полтора часа Ван-Ё, утомлённый любовными утехами с юным радхоном, спустился в обеденный зал харчевни. В ногах чувствовалась слабость, а руки, казалось, ещё хранили тепло нежной кожи любовника. В помещении, если не считать нескольких постоянных ночных завсегдатаев, было пусто.
Ван-Ё прошёл в дальний угол и, подогнув под себя ноги, опустился на подушки, наваленные пред низким столиком. Заспанная кухонная рабыня поставила перед ним небольшой кувшинчик с вином и чистую чашку. Не успел ченжер даже пригубить вино, как к нему подошёл Йешуд.
– Прошу прощения за беспокойство, но там вас, спрашивает какой-то мальчишка-оборванец,– произнёс хозяин харчевни. Ван-Ё, так и не попробовав вина, поставил чашку на стол, поднялся и пошёл к выходу. За дверью харчевни его дожидался мальчишка-поводырь нищего «слепца». Мальчишка знаками предложил Тайному Стражу следовать за ним. Ван-Ё недоумённо нахмурился. Тогда маленький оборванец разинул рот, показывая ему обрубок языка.
– С тобой всё ясно. А где слепой?
Мальчишка невнятно замычал, показывая рукой куда-то в темноту улицы.
– Ладно, пошли.
Он направился следом за маленьким поводырём, который бежал вприпрыжку впереди него. Вскоре, миновав Верхнюю Кожевенную улицу, пройдя несколько переулков, они достигли Нижней улицы. Здесь в основном селились ремесленники победнее. В свете луны у ворот одного из дворов Ван-Ё заметил пёстрый от заплат плащ «слепца». Тот, нахохлившись, сидел у стены, обратив лицо к дому напротив.
– Они там,– ищейка кивнул в сторону двухъярусного дома
