Ознакомительная версия.
Кабинет был пуст.
Девочка растерянно огляделась. Прошла вперед, огляделась еще. И подскочила, ахнув, потому что дверь за ее спиной жестко хлопнула. Сразу потерялись все мысли о том, что воинское мастерство не вязалось с эфирным внешним обликом гостя. Он стоял перед ней, недвижный, недобрый, страшный, и она как-то сразу перестала видеть, что он маленький и тощий, да еще и укутан в постельное белье.
Он и правда был — смерть.
— Я вам… вот! — восхищенно выдавила Алинка и сунула Мастеру Войны темный ворох тряпок. Там были Котиковы треники, и Котикова футболка со страшной рожей, и что-то еще. — Одежда…
Мастер Войны аккуратно и точно взял поданное, не коснувшись ее рук.
— Ты лжешь матери. Матери, хозяйке этого дома, — с явным удовольствием сказал он.
Алинка, вместо ответа, подошла к разоренному серванту, пошевелила осколки носком пушистого тапочка.
— А вы изуродовали ее коллекцию и расколошматили бабушкину и мамину любимую вазочку. Ва-зо-чку!
Мастер глядел на девочку неподвижно, подняв вверх чуть заостренный нос, и ничего не отвечал. Темные волосы разметались поверх простынной тоги. Он аккуратно отделил от вороха Котиковы штаны и поднял их в брезгливой щепоти, оглядывая. Таких инопланетных воителей, как он, в эти штаны можно было поместить как минимум двоих.
Алинка глядела во все глаза.
— Я могу свой спортивный костюм дать. Он трикотажный, вам как раз будет. Только он розовый. С «Хеллоу Китти»… А то как же вы воевать станете… в простынке? И вообще… и трусы же нужны. Вы носите трусы? Или нет, как дядя Тай? Трусы — это…
— Я ношу трусы, — сварливо сказал Мастер Войны. — Все носят трусы, кроме панцирников. Но я не стану ходить так, как одеваются у вас. У мужчин моего народа не принято разделять ноги.
Алина растерялась.
— Разделять ноги? То есть вы ходите в юбках?
— Безразлично, как это называется. Одежда должна… — он широко показал рукой, — скрывать. Меня всего.
— Ой, — сказала девочка. — Юбочка. Ой, ой. Ну сейчас, подождите. Я что-нибудь придумаю.
Она рысцой рванула в гардеробную, на бегу разоряя полки, коробки, вешалки.
— Сейчас, сейчас!
Принесла.
— Вот, смотрите. Мамина туфля. Это ничего, что она с каблуком, мне важно размер понять. В гардеробной полно нераспечатанных коробок, маман обувной фетишист, причем часто с размерами косячит…
Мастер с уважением оглядел лаковую лодочку на острой, металлической шпильке.
— Фетишист? Что это? Ваши женщины тоже воительницы. Этим можно убивать.
— Нет, нет! — заулыбалась девочка… И осеклась, поняв, что он не шутил. — Ну, м-мама не пробовала… пока.
Инопланетянин откинул белую полу простыни и юркнул узкой стопой в лодочку; пошевелил.
— Нужно больше. Немного.
— Ага, значит… значит, искать тридцать восемь с половиной, — объявила Алинка, и побежала обратно, бурча под нос: — Сказка номер два, Золушка и туфелька. Со шкуркой лягушечьей не очень ладно вышло, надо быть осторожнее…
Быстрые розыски обеспечили Мастера Войны великой империи Йертайан, да сияет вечно ее Белое Солнце, комплектом из двух пар женских трусов DIM в упаковке, носками в ассортименте, узкими спортивными легинсами, черной футболкой, парой великоватых Ирме совершенно новых кроссовок «Адидас». Алинка жаждала увидеть, как белоглазый злыдень переодевается — но он, не упуская своей тоги, только складывал выбранные им вещи в рабочее кресло Ирмы с глубокими подлокотниками и кожаной обивкой.
— Еще… юбка, — сказал Мастер, сверля Алинку вертикальными зрачками странных глаз. — Одежда, чтобы скрыть руки, — и юбка. Без юбки я буду наг.
А вот с этим оказалось сложнее.
Десятки осмотренных платьев и юбок — в рюшечку, цветочек, полосочку, коротких и средних и даже трехъярусных длинных — скопом отправлялись обратно в гардеробную. Алинка, с ходу понявшая, чем дело пахнет, цеплялась за последнюю надежду, но… мысленно сказав «пардон, мам, ты же сама слышала — гость не может ходить с открытым срамом… срамом, мама!», она сняла с вешалки Ту Самую Юбку. Ту самую миланскую юбку из матового, прочнейшего темно-синего шелка на шелковой же подкладке, узкую в талии и расклешенную книзу, очень длинную. Ирма носила ее строго с туфлями на экстремальных каблуках. И к ней, к своей миланской царь-юбке она купила две рубашки — черную с длинными рукавами, и белую, очень простую, с короткими.
Это было как раз то, что надо.
Мастер Войны почти благосклонно кивнул, забрав синюю юбку и черную блузу.
— Теперь все правильно.
— Это значит, — робко спросила Алинка, — что я могу остаться… поболтать?
На девочке сфокусировался недвижный взгляд белых глаз.
— Нет.
Вздохнув, Алина вызвала такси и впрямь отправилась к Наташе, так и не решившись открыто щелкнуть Мастера Войны айфоном.
В темном дворе их ждала старая, но лощеная, сверкающая хромированной фурнитурой «чайка». Котяра засуетился, открывая двери перед Ирмой, перед витязем. Сам со штурманским видом плюхнулся на переднее сиденье и сразу потянулся шаловливой лапкой к старинному радиоприемнику — переключать частоту, сетуя на отсталые подгорные музыкальные вкусы. Но Изя столь выразительно скосился, что орк обиженно скрестил руки на груди, заткнул уши гарнитурой айфона и закивал нарядной бело-зеленой головой в одному ему понятном ритме.
Тайтингиль поглядывал на Ирму в полутьме просторного салона. Острые колени воина стояли ровно, наискось лежала трость со спрятанным клинком.
Вот она, его женщина.
Его человеческая женщина…
Загорелые нагие ноги, непривычные острые каблуки, странный фасон чрезмерно открытого платья. Тайтингиль оценивал все увиденное заново, уже немного привыкнув к этому миру. Черную струящуюся ткань. Короткую стрижку. Чуть вздернутый нос. Темные мелкие пятнышки родинок на лице и на шее.
Сверкающие глаза.
Эльф преступил очерченные его Законами и обычаями границы… и не жалел.
Как он сам думал, он был создан для другого. Он воевал. Он умирал — и не умер. Один раз он полюбил — и много тысяч лет не мог забыть своей любимой. И бремя памяти не становилось легче, и в забвении было страшно еще и потому, что там эльф словно терял часть этого бремени, часть этого груза, обретая беззаботность вместе с утратой боли и прежнего опыта. Тайтингиль рвался прочь из этой обволакивающей неги Самого Последнего Приюта, чудом очнувшись от дремоты, осознав, какой ценой дается упоительное счастье беспамятства.
И не пожалел.
Хотя и не желал бы повторить такой путь второй раз.
Ознакомительная версия.
