– Ну, это всё барон Гиримос, в основном...
– А моя кухонная прислуга натолкнулась на тебя снаружи «Весёлого Разбойника». Это ты или барон предложил ей пятьдесят гуранов за ночь блядства?
– Ну, явно же барон. У меня таких денег не было.
– А вот моя пекарша, она видела тебя...
– Хоть кто-нибудь из твоей прислуги не провёл весь день в слежке за мной? Им что, заняться, что ли, нечем?
Баронесса Демелзос неожиданно смеётся, весьма дружелюбно.
– Я надеялась, что ты не потерял хватку, Фракс. В старые добрые времена ты постоянно развлекался, – баронесса наливает вино в чару из серебряного графина и передаёт мне. Я сажусь за стол напротив неё. Она спрашивает меня, продвинулся ли я.
– Немного. Можешь рассказать мне побольше о вашем денежном положении?
– Что ты имеешь ввиду?
– Я слышал, что у вас возникли затруднения.
Баронесса хмурится.
– Не слишком-то вежливо. И не имеет отношения к делу, насколько я понимаю.
– Я проверил все имеющие отношения к делу концы. Они ни к чему не приводят. Я расширяю границы расследования.
Демелзос морщит губы.
– Это правда, мы потерпели несколько неудач. Мой муж действительно потерял деньги в судоходных предприятиях. Некоторые явились следствием невезения. Некоторые – следствием плохого ведения дела. Тебя это устроит?
– Ты знала, что у барона Возаноса тоже трудности?
– Мне в это трудно поверить. Возанос является одним из самых состоятельных людей Самсарины.
– Больше – нет, не является. Он задолжал подати королю. Он старается сохранить всё в тайне, но это правда.
– Любопытно, – говорит баронесса. – Но ты сказал, что у него тоже трудности. Это неверно. Может, моя семья и потела деньги, но трудностей у нас нет. Неудачи моего мужа не коснулись рудников камней королевы. Они всё ещё обеспечивают хороший доход. Поэтому мы выделили один из рудников Оргодасу на его свадьбу.
– Что ты имеешь ввиду?
– Наш сын получает этот рудник в качестве свадебного подарка от нас. Возанос выделит дочери что-нибудь равноценное. А может, и нет, если твои слова окажутся правдой, – баронесса отпивает вино, изящно, как Лисутарида. – Почему это важно?
– Не знаю.
– Ничего из этого моей дочери не касается.
– Она может быть связана со свадебным подарком?
– Нет, конечно. Мой муж владеет всем нашим состоянием согласно закона. Он может передавать наши рудники, кому пожелает. В конечном счёте, Оргодас унаследует всё.
– Тебя не напрягает то, что ты принесла все деньги в семью, и теперь ими заправляет твой супруг?
– Таковы законы Самсарины, – говорит баронесса.
– Я знаю. Но тебя это напрягает?
– Я бы не хотела об этом говорить, – отвечает баронесса.
– А Мерлиону напрягает то, что Оргодас унаследует всё?
– Она будет обеспеченной. Нашу дочь мы не бросим. Я не вижу, чтобы она была против наследования Огродасом. Дело житейское. Мне не нравится отвечать на эти вопросы.
– Большинство моих работодателей чувствуют подобное.
– Тебе известно, что некоторые бароны жаловались моему мужу по поводу твоих расспросов среди их слуг?
– Бароны могут жаловаться сколько угодно. Ты наняла меня помочь Мерлионе. Именно этим я и занимаюсь.
– Мой супруг настаивает, чтобы ты завязывал с расследованием.
– И?
– Я же настаиваю, чтобы ты не прекращал.
Я отпиваю вина. Мне нравится Демелзос. Жаль, у меня нет лучших мыслей по поводу расследования.
– Как ты собираешься мириться с Макри, – спрашивает она неожиданно.
– Что?
– Я так понимаю, она оскорблена тем, что ты не появился, чтобы вывести её на ристалище.
Я пялюсь на Демелзос, удивлённый.
– А ты-то откуда об этом прознала?
– Моя прислуга с кухни гуляет с конюхом воеводы Хемистоса. Домой она приносит множество сплетен.
И чему я удивляюсь. Обычно слугам ведомо всё.
– Я думал купить ей цветы.
– Цветы? – Демелзос слегка поднимает брови. – Маловато, кажется.
– Макри неравнодушна к цветам. Она выросла в гладиаторской яме для рабов и никогда не получала подарков. Охапка цветов оказывает мощное воздействие.
Баронесса кивает.
– Это мне понятно. Я так понимаю, ты и прежде так поступал?
– Несколько раз.
– На этот раз тебе нужно что-нибудь получше. Вот..., – баронесса берёт маленький предмет с буфета и продвигает его по столу. Записная книжка, полагаю, хотя называть её так во истину не справедливо. Страницы сделаны из наивысочайшего качества пергамента, а сама она покрыта чёрной кожей с маленьким украшением из камней королевы посередине, и с серебряной пряжкой, её закрывающей. Сомневаюсь, что даже у Лисутариды имеется для записей что-нибудь столь же изящное.
– Ты говорил, что она обожает учиться. У неё есть что-нибудь миленькое для ведения заметок?
– Таких милых вещичек для ведения записей нет ни у кого.
– Отдай её ей, – говорит баронесса. – Она простит твоё оскорбительное поведение.
Я смотрю на неё подозрительно.
– А тебе какое до этого дело?
– Мне не нравится видеть, что между тобой и твоей молодой барышней пробежала чёрная кошка.
– Макри мне не барышня.
Баронесса смеётся.
– Да ну? Тогда с чего бы тебе покупать ей цветы?
– Трудноописуемые неудачные обстоятельства.
– И скольким же женщинам ты покупал цветы?
– Ни одной. Но у тебя сложилось полностью превратное впечатление.
Баронесса выглядит довольной. Раздражает. Я благодарю её за книжку и говорю ей, что перед уходом хотел бы поговорить с Мерлионой.
– Она должна быть в своей комнате. Я позову слугу отвести тебя. И было бы прекрасно, коли ты справился бы по-быстрому. Мой муж может скоро появиться. Я должна тебе денег? Выданная сумма покрывает лишь несколько дней.
– Не важно. Ты ссудила мне денег на игру.
– И как продвигается игра?
– Хорошо.
Я следую за слугой Демелзос вдоль длинных, выкрашенных в белый цвет стен её летнего имения, раздумывая, что же со мной такое стряслось, что я отказываюсь от денег работодателя. Бросаю взгляд на книжку, что несу. Видимо, Макри попытается сломать её о мою голову.
Здесь, в своих комнатах, в безопасности от стрел и смертельных угроз, Мерлиона вновь предстаёт уверенной в себе девицей, которую я впервые встретил. В её глазах нет ни намёка на неудобства, когда она приветствует меня. Вдруг нахожу это раздражающим. Всем не по себе, а с чего ей не должно быть?
– О чём ты мне не договариваешь? – спрашиваю я её.
– Что, прости?
– Что-то об этом деле ты мне не договариваешь. Я хочу знать, что именно.
– C чего бы мне утаивать что-нибудь?
