Ополченец не выдержал и взорвался оглушительным смехом. Все вокруг повернули к нему головы и поспешно отвернулись: человек не выдержал ожидание битвы и сошел с ума – бывает.
Наконец он перестал трястись и всхлипывать, странно, но его выдержки хватило на то, чтобы не разжать руки и ни уронить шлем, меч и щит. Ведь в этом случае, он вряд ли бы смог их поднять – в этой тесноте с трудом можно двигать рукой.
– Ну, хватит, хватит. Не смеши больше, – слезно попросил он. – Скажи лучше, где твой меч. С чем ты собираешься сражаться? Надеешься подобрать оружие в бою?
– Да нет. Когда придет время, я материализую клинок из своей сути – это прекрасное оружие.
Чтобы вновь не засмеяться, он закусил воротник своей куртки, постоял так, отдышался и вновь повернулся лицом ко мне:
– Ну хорошо, допустим. Но не пойму, раз ты такой могучий маг и воин, почему ты не пошел сражаться в первых рядах?
– Не успел немного, а потом стало поздно – в этой тесноте не протолкнуться.
– То есть, – благодушно продолжил паренек, – ты дожидаешься, когда мы окажемся в первых рядах, а потом порубаешь всех в капусту?
– Ну да. Осталось не так уж и долго. Сейчас мы движемся со скоростью полшага в минуту – если все пойдет так и дальше, то через четыре часа окажемся на передовой.
Он еще раз закусил воротник куртки, а потом, отдышавшись, надел шлем, опустил забрало, и старался больше на меня не смотреть.
Не знаю вообще, что я тут делаю и почему разговариваю с этим человечком. Почему не подаю вида, что сам испытываю страх.
Когда, несколько часов назад, город затрясся от приближения наверно миллионной армии, и когда занялся высоким пламенем весь деревянный пригород, стал крутить в голове одну соблазнительную мысль: «А не улететь мне отсюда к чертовой матери?» Не то, чтобы я испугался каких-то зомби, но понимал, что люди создавшие такую армию представляют нешуточную опасность, даже собравшись малой группкой, а здесь, судя по «запаху магии» идущему с тыла войска зомби, их собралось около тысячи. Тысяча магов против меня одного и горстки беспомощных союзников. Я практически чувствовал кожей, что допущу ошибку, если останусь здесь и приму бой… но улететь все равно не мог. На то были некоторые серьезные причины, но самая большая (чего уж скрывать от себя!) была в лице появившейся Номаты. Поднять ее над землей и пролететь с ней над некромансерами – мне было не под силу.
Скоро началась битва, ворота рухнули, а я как простой горожанин затесался в ряды ополчения и первые часы просто стоял достаточно далеко от ворот. Мои попытки пробиться в первые ряды не привели ровным счетом ни к чему – тысячи людей стояли так плотно, что невозможно было пошевелить рукой, набрать полную грудь воздуха и тем более сделать хоть один шаг вперед.
Однако по мере того, как таяли первые ряды, давление позади усиливалось, и я оказывался все ближе к бойне. А то, что впереди бойня – хотя и не мог видеть, но ощущал по сшибающему с ног запаху. Запах пота, запах крови, запах ужаса, запах смерти. У меня сегодня прорезался какой-то дар – казалось, что мог с завязанными глазами найти испытывающего страх человека. Интересное ощущение… а главное бесполезное.
Еще через пару часов, мой ряд почти приблизился к первым домам, примыкающим к воротам. С крыш этих строений постоянно летели тучи стрел, лучники стреляли в зомби без продыху, однако помогало это мало. Мой сосед – веселый ополченец, скоро снова заскучал и вновь пробовал меня вытянуть на разговор и достать всякими подначками, вот только настроение поменялось теперь уже у меня – я не обращал на шута внимания.
– Дорогу! – выкрикнули впереди и после короткого шевеления, ряд прямо передо мной покачнулся и оттуда вышел раненный воин в забрызганной кровью кольчуге и посеребренном шлеме. Его сопровождали двое стражей с мечами наголо.
– Дорогу, – закричали на меня стражники, но я уже узнал раненного воина, как узнал меня и он.
– Ты?! – зашипел воин.
– Понимаю, что ты ранена Кан-Жанесса, и поэтому тебе не до хороших манер, однако я рад тебя видеть живой.
Двое ее стражников попытались обступить меня, но глава ополчения, Жанесса, подняла руку и они замерли. Тем временем все окружающие люди повернули головы в нашу сторону.
– Что тебе здесь надо, демон? Почему не спрячешься и не улетишь отсюда?
Хотя еще минуту назад это казалось невозможным, но при слове «демон» вокруг меня на целых два шага образовалась пустота.
– Не я убил твоих родителей Жанесса, помни это.
– Ты… – начала она яростно, но скривилась от боли в раненной руке.
– Я хочу защитить этот город, неважно почему и для чего, но я не могу позволить ему пасть. Возьми всех своих ополченцев и веди их на помощь к другим воротам, эти я возьму на себя.
– Да как ты…
– Выполнять, – приказал я, и сам ощутил безграничную власть, отчего-то прорезавшуюся в моем голосе.
Она заколебалась, но почти мгновенно взяла себя в руки и гордо вскинула голову.
Вот только я на нее уже не смотрел.
Вероятно совсем не тупые зомби, догадались, что эта женщина была командиром защитников и сконцентрировали нажим лишь в одном месте – у нее за спиной. Они прорвали сразу несколько рядов, глубоко вонзились в строй защитников и почти добрались до Жанессы, но на их пути вырос я. Бросив раненную женщину себе за спину, одним движением черного меча остановил прорыв берсекера с двуручным мечом.
Первая душа оказалась в моем чреве, а первое поверженное тело упало под ноги. Я понимал, что этот зомби был первым в клине прорыва, но не удержался и заглянул за спину.
Жанесса смотрела на меня исподлобья, ее стражи широко открытыми глазами, а тот «веселый ополченец» стоял с упавшей челюстью, будто вместо меня увидел приведение.
Я вновь повернулся вперед и у рукояти срубил падающий на меня великий меч. Два зомби атаковали меня слаженно, но безуспешно. Через секунду они упали под ноги вслед первому.
Я снова повернулся спиной к наступающему клину и, увидев, что картина там не изменилась, встретил четырех зомби приемом подсмотренным на тренировках Тада. Словно фигурист на льду сделал тулуп, в воздухе выбросил вперед меч и практически одним движением рассек оружие и доспехи неживых бойцов. Четверо латников молча закачались, выронили на мостовую обрубки оружия и синхронно упали.
– Техника немного подкачала, но за артистизм, пожалуй, поставлю себе десять ноль, – пробормотал я, и, повернувшись к женщине все так же смотрящей исподлобья, бросил: – Делай как я говорю Жанесса, иначе город не спасти. За эти ворота не волнуйся: если не справлюсь я – не справиться никто.
