Тави сморщил нос и фыркнул.
— И провести остаток жизни, доставляя почту? Хорошенькая перспектива.
Рабыня кивнула; лицо ее оставалось серьезным.
— Что ж, тоже верно.
Тави сглотнул: горло вдруг перехватило.
— Здесь, в стедгольде, заклинания спасают тебе жизнь. Нет, правда. А в городах это не так уж и важно. Там ты не будешь считаться таким уродом. Там можно самому устроить свою жизнь. Академия — единственное место в Алере, где это можно сделать.
— Похоже, ты немало думал об этом, — негромко заметила Амара.
— Мой дядя был там раз, когда их легион попал на смотр к Первому лорду. Он мне и рассказал. А еще я говорил с солдатами, когда они приезжали к нам из гарнизона. И с торговцами. Прошлой весной дядя пообещал мне, если я докажу, что могу относиться к делу ответственно, он даст мне своих овец. Вот я и рассчитал: если я выращу их как следует и продам через год, да еще отложу деньги, заработанные в легионе, мне должно хватить на один семестр в Академии.
— Один семестр? — переспросила Амара. — А потом что?
Тави пожал плечами.
— Ну не знаю. Попробую придумать что-нибудь, чтобы остаться. Может, удастся найти патрона или… Не знаю. Что-нибудь.
Мгновение она молча смотрела на него.
— Храбрый ты человек, Тави, — сказала она наконец.
— Но не ловкий. Теперь, после всего этого, дядя ни за что не даст мне овец. Если он жив, конечно. — Ком в горле стал еще больше, он низко опустил голову, зажмурился, но предательские слезы все равно катились по щекам.
— Я уверена, с ним все в порядке, — сказала рабыня.
Тави кивнул, но не смог выдавить из себя ни слова. Тревога, которую он все это время пытался отогнать прочь, захлестнула его с головой, и слезы полились из глаз уже без всякого удержу. Дядя Бернард не может умереть. Ну не должен — и все тут. Как может Тави жить с этим?
И как посмотрит в глаза тете?
Тави поднял сжатую в кулак руку и сердито смахнул слезы со щек.
— По крайней мере, ты жив, — утешала его Амара, положив руку ему на плечо. — А это немалое достижение, если учесть, через что ты прошел вчера. Ты выжил.
— Сдается мне, когда я вернусь домой, я еще пожалею об этом, — буркнул Тави. Он выдавил из себя улыбку.
Девушка улыбнулась в ответ.
— Могу я задать тебе один вопрос?
Он пожал плечами.
— Да, пожалуйста.
— Зачем ты поставил под угрозу все, ради чего трудился? Зачем ты согласился помочь этой Беритте, если знал, что из-за этого у тебя могут быть неприятности?
— Да не думал я о неприятностях, — признался Тави. — То есть я думал, что успею и то и другое. Ну, только к вечеру уже до меня дошло, что мне придется выбирать между овцами и этими чертовыми бубенцами, которые я ей обещал.
— А… — не без сомнения в голосе протянула рабыня.
Тави почувствовал, как заливается румянцем, и опустил взгляд.
— Ладно, — вздохнул он. — Она меня поцеловала, и у меня все мозги из головы сразу вытекли.
— Вот теперь верю, — кивнула Амара. Она вытянула ногу и бездумно потрогала поверхность воды кончиками пальцев.
— А ты? — спросил Тави.
Она склонила голову набок.
— О чем это ты?
Он пожал плечами и неуверенно покосился на нее.
— Ну, пока только я рассказывал. Ты про себя ни слова не сказала. Рабы обычно не разгуливают в такой глуши. Вдали от дороги и стедгольдов. Тем более в одиночку. Ну я и подумал… гм… Ты, должно быть, сбежала.
— Да нет, — решительно заявила она. — Просто я заблудилась в грозу. Я торопилась в гарнизон — передать письмо от моего господина.
Тави хмуро уставился на нее.
— Он послал тебя вот так? Женщину? Одну?
— Я не оспариваю его приказания, Тави. Я просто повинуюсь.
Тави нахмурился еще больше, но кивнул.
— Ну… Да ладно. Но если так, может, тебе лучше дальше идти со мной? Поговорить с моим дядей? Уверен, он поможет тебе благополучно добраться до гарнизона. Ну и заодно поешь, оденешься потеплее.
К уголкам глаз рабыни сбежались морщинки.
— Очень вежливый способ, Тави, заманить кого-то под замок.
Он вспыхнул.
— Прости. Тем более ты спасла мне жизнь… и все такое. Но если ты и правда сбежала, а я с этим ничего не смогу поделать, закон может ударить по моему дяде. — Он откинул волосы с глаз. — А я и без того наворотил достаточно.
— Ясно, — кивнула она. — Хорошо, я пойду с тобой.
— Спасибо. — Он покосился на дверь. — Похоже, дождь перестал. Как думаешь, идти уже не опасно?
Рабыня задумчиво нахмурилась и выглянула наружу.
— Сомневаюсь, чтобы ждать дальше было безопаснее. Лучше вернуться к тебе в стедгольд, пока гроза не началась снова.
— А ты полагаешь, она вернется?
Амара с уверенностью кивнула.
— Похоже на то.
— Ладно. Ты как, идти сможешь? — Он покосился на ее ногу: колено вокруг ссадины заметно распухло.
Амара поморщилась.
— Ну, это всего лишь колено. Болит, конечно, но если идти осторожно, терпеть можно.
Тави вздохнул и поднялся на ноги. Все царапины и синяки протестующе взвыли, мускулы тоже отозвались на это движение болью. Ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть.
— Вряд ли будет легче.
— Вряд ли, — согласилась Амара и тоже охнула вставая. — Хорошенькая из нас вышла парочка. Ладно, веди.
Тави вышел из мавзолея на холодный северный ветер с гор и лежавшего за ними моря Льдов. Даже в алом плаще, взятом у каменного часового, он с трудом преодолел соблазн вернуться обратно, в теплый уют мавзолея. Замерзшие травинки с хрустом ломались у него под ногами, и их тут же уносил ветер. Сомнений не оставалось: в долину Кальдерона вторглась зима и ждать первого снега осталось совсем недолго.
Он оглянулся на ковылявшую следом за ним рабыню. Лицо Амары хранило отсутствующее выражение, но шагала она решительно, несмотря на хромоту и побелевшие от холода босые ноги. Тави невольно поежился.
— Придется остановиться через некоторое время — надо же тебе согреть ноги. Я могу отдать тебе плащ: если его разорвать, может, ты сумеешь хотя бы замотать их?
— Обмотки промокнут и заледенеют, — возразила она, немного подумав. — Босиком будет теплее. Тут важно не останавливаться. Отогреемся, когда доберемся до стедгольда.
Тави нахмурился, но не потому, что ему не понравился ее ответ, а потому, что мысли ее витали где-то далеко. Он решил не оставлять ее без внимания: обмороженные ноги не шутка, а если она из городских, то может просто не понимать, насколько это опасно здесь, в пограничной глуши. Холод может запросто лишить ее ног, а может, и жизни. Он чуть замедлил шаг и пошел с ней рядом.
