Выхода нет. Надо бороться. И умереть, прихватив на тот свет хотя бы одну тварь. Кто бы мог подумать, что так все закончится…
Седьмой захлопнул дверь, ведущую на второй этаж, сел на пол и прицелился. Если монстр ворвется, то его мозги окажутся на стене.
Послышался глухой удар.
Бух! Дверь затряслась.
Седьмой часто-часто заморгал, чтобы мир не расплылся. Левый глаз ничего не видел, а правый слезился.
Бух! В этот раз дверь не только затряслась — она прогнулась.
— Ну давай! — закричал Седьмой. — Заходи, выблядок. Сейчас я размажу твои мозги по стене, сука!
Колени дрожали от страха, сердце гулко билось. Седьмой прицелился в получившийся от ударов монстра проем и надавил на спусковой крючок. Ничего не произошло. Патронов не было. Он пополз к кровати. Под матрасом есть пистолет. Еще попляшем…
От очередного удара гиганта дверь выбило. Деревянная щеколда разлетелась на щепки. Седьмой приготовился к тому, что сейчас его схватят и свернут шею. Он закричал, вскочил. До кровати оставалось несколько шагов. Несколько бесконечно длинных шагов. Гигант напрыгнул на спину Седьмому и повалил. Он хрипел и плевался гнилью.
Седьмой попробовал скинуть с себя монстра, но это было равносильно сдвинуть двухтонный грузовик. Гигант схватил его за запястья и… Ничего. Монстр продолжал тяжело хрипеть, как взмыленный конь, и чего-то ждать.
В комнату ворвался новый запах. Немного резкий и немного горький. Тот самый запах…
— У нас же уговор. — По голосу было нельзя определить, кому он принадлежит — мужчине или женщине. Одновременно низкий и высокий. Это был голос Кивира. — Ты, наверно, думаешь, что я играю с тобой?
Седьмой попробовал повернуться, чтобы посмотреть на Кивира — голос доносился с угла комнаты. Но гигант прижал голову к полу. Левый глаз горел от боли.
— Ты думаешь, человек, что я играю?
— Нет, — шепотом сказал Седьмой.
— Я не слышу.
— Нет! Ты не играешь!
— Ты можешь сколько хочешь резать куклы, но легче тебе от этого не станет. Седьмой, я не понимаю! Ты же сам хотел понять Всплеск? Хотел узнать тайны. Я решил помочь тебе. Привел Аанга, чтобы ты заглянул в его глаз. А что попытался сделать ты? Не разобравшись, пристрелить Аанга. Нехорошо.
— Я…
— Молчи, человек! — закричал Кивир. — Больше никаких слов. Я поступил глупо, понадеявшись на твое благоразумие. Я должен наказать тебя.
Гигант ослабил хватку. Седьмой воспользовался моментом и ударил кулаком в рог монстру. Тот взвыл, вскочил. Седьмой на негнущихся от страха ногах поднялся, доковылял до кровати, запустил руку под матрас. Рукоятка пистолета обожгла холодом.
Седьмой повернулся к гиганту, вскидывая пистолет. Что-то ударило его сзади, он вновь рухнул на пол. Нечто тяжелое обрушилось сверху, вместе с оглушительным грохотом выстрела. Седьмой попытался скинуть со спины того, кто напрыгнул на него, но сил уже не было.
Эхо выстрела прыгало между стен, звеня в голове.
В комнате было темно. Лишь через сломанную дверь проникали лучики света с первого этажа. Седьмой хотел увидеть Кивира. Хотя бы силуэт. Но левый глаз ничего не видел, а правый заволокла пелена.
— Бесполезно сопротивляться, — сказал Кивир. В голосе сквозили веселые нотки. — Я не собираюсь тебя убивать. Это не в моих принципах. Я лишь поверну твою силу в нужное русло. И не стоит больше пытаться убить Аанга. Он бессмертен.
— Я хочу умереть, — хрипя, ответил Седьмой. — Не хочу больше бороться. Убей меня быстро.
— Нет.
Хватка сзади исчезла. Седьмой повернулся на спину. Он жадно дышал, грудь часто вздымалась, хватая воздух. Он все еще держал пистолет в руках, но мышцы отказывали служить. Наверное, с телом что-то сделал Кивир.
Чертова кукла сказала, что он, Седьмой, будет жить. Значит, убивать его никто не будет. Вот только непонятно, к чему все это представление? Может быть, чтобы показать силу. А может, чтобы вселить страх в слабого человека. Но для чего?
— Мне придется тебя ослепить, — сказал Кивир.
У Седьмого, несмотря на страх и волнение, перехватило дух. Правый глаз различил очертания трех исполинских фигур. Они стояли полукругом над ним, Седьмым. Сами лица терялись в тенях или кромешной тьме. Кто-то из этих трех наверняка был Кивиром…
— Не надо, — выдавил Седьмой. — Пожалуйста. Я не смогу жить без глаз. Я больше не буду сопротивляться твоей воле, Кивир. Только не лишай зрения. Я…
Седьмой, превозмогая боль в мышцах, было попытался вскинуть руку для выстрела, но одна из трех теней накинулась на него.
Мгновение — и больше не стало и теней. Лишь чернота. И адская боль в глазах.
Глупая идея. Очень глупая.
Николай огляделся. Вокруг жались друг к другу обшарпанные многоэтажки. Во многих окнах не доставало стёкол; с водосточных труб стекала густая бело-шоколадная жидкость, похожая на засахарившуюся сгущенку; некоторые балконы обвалились. Некогда цветущая аллея, что опоясывала улицу, превратилась в кладбище деревьев. Липы почернели, даже легкий порыв ветра мог сломать ветки. Березы на фоне венозного неба казались скрученными пальцами великана.
Николай мысленно воззвал к Алене, но голос не ответил. И это казалось несправедливым. Николай ушел от магазина настолько далеко, насколько было возможно. Никогда раньше он не уходил за Помойку.
Куда теперь?
Солнце уже касалось крыш многоэтажек, пройдет час или два — и на улице стемнеет. Поэтому необходимо как можно быстрее найти укрытие на ночь. А утром наверняка Алена вернется и укажет путь к Маше. Да, именно так и будет. Точно-точно.
Свернув к первому попавшемуся подъезду, Николай долго не решался зайти. Верхние углы металлической двери были отогнуты; домофон выдернули с корнем, пучки желтых, синих и красных проводков дохлыми червями валялись на ступеньках. Собрав волю в кулак, Николай потянул дверь на себя. Из подъезда потянуло прохладой. Под ногами хрустела грязь. На ступеньках валялось тряпье. На стенах красовались пошлые анекдоты и нецензурные надписи: «Как увижу я Маринку, сердце бьется о ширинку», «Динка сосет», «сиськи спасут мир», «Зенит — чемпион». Николай коснулся одной из надписей и улыбнулся. Как давно выведены эти «послания потомкам»!
Николай добрался до последнего этажа и полез на крышу. Удача улыбнулась ему: решетка, отделяющая крышу от подъезда, закрывалась на щеколду. Сегодняшняя ночь будет спокойной.
С пятнадцатого этажа вид на Город завораживал и захватывал дух. На севере возвышалась пирамида из мусора — Помойка. Бесчисленные орды чаек кружили над пирамидой и противно голосили. А запах гниющих продуктов и жженой резины доходил даже до многоэтажки. На западе медленно крутилось колесо обозрения. За ним тянулась голая равнина, которая непостижимым образом выводила вновь на Помойку. На востоке шумела река. А вот на юге бесконечным лабиринтом простирались заброшенные многоэтажки. Где-то там была и Маша.
