В квартире, снятой для него Громилой, царил прямо-таки неприличный порядок. Фракомбрасс захлопнул за собой дверь и некоторое время созерцал налитыми кровью глазами спартанскую обстановку кабинета. Потом вдруг рванулся вперёд, пинком отшвырнул кресло, схватил со стола стопку отпечатанных листов и принялся комкать и рвать их. Затем настал черёд пишущей машинки. Когда первый заряд ярости благополучно иссяк, пират привалился к стенке и закрыл глаза, тяжело дыша. В эту минуту кто-то позвонил в дверь.
– Эй, любезный, у вас всё в порядке? Почему такой шум?
По голосу капитан узнал квартировавшего напротив сухонького старичка-павиана, с которым он каждое утро церемонно раскланивался.
Чувствуя какое-то странное, но очень глубокое облегчение, Ёкарный Глаз распахнул дверь, схватил ни в чём не повинного соседа за грудки и, обозвав старой драной долбанью, спустил его с лестницы. Отчаянный малый, о существовании которого капитан начал было забывать за прошедшие недели, вновь возвращался, и не хватало лишь самой малости, чтобы превращение свершилось окончательно. Внезапно Фракомбрасс ощерил клыки в недоброй усмешке и метнулся на кухню. Спички, как всегда, лежали на столе рядом с примусом…
Пять минут спустя пират покинул весело полыхающую квартиру. Он не взял с собой ничего, кроме денег и остро отточенного карандаша – последний вполне можно было использовать как оружие, если бы возникла такая необходимость. Впрочем, он не сомневался, что раздобудет и оружие, и деньги в самое ближайшее время – причём столько, сколько ему будет необходимо.
– Один древний полководец говорил, что надо сжигать за собой мосты, – поведал Фракомбрасс вечернему городу. – И я, блин, точно знаю, что этот сукин сын был прав. Я ведь чуть было не стал достойным законопослушным гражданином, вот позорище-то! Не, моя старая славная команда этого бы не одобрила. И знаете, что я хочу сказать? Парни были бы абсолютно правы! Они, поди, уже заждались меня в том специальном раю, что припасён для джентльменов удачи.
Оранжевое, словно огромный, плавающий в небе апельсин, солнце клонилось к закату.
– И снится после пьяного погрома
Не эта голубая синева,
А снится нам трава, трава без стрёма
Умат-кумар – весёлая трава!
Старинная песня воздушных пиратов звучала всё тише и тише, пока не замерла вдалеке.
* * *
– Вставай.
– Я никуда не пойду, мон.
– Вставай!
– Я никуда не пойду…
Сэлбасер Заекиров сидел, прислонившись к большому камню и закрыв глаза. Опираться на поражённую гангреной ногу он уже не мог, и брату приходилось тащить его на себе. Выбирать дорогу становилось всё труднее – горы вздымались круче и круче. За прошлый день они прошли километров десять, да и то лишь благодаря постоянным понуканиям Иннота. Гукас появлялся дважды, каждый раз выбирая момент, когда каюкера не было рядом. Незадолго до полудня он внезапно выскочил из тумана, подцепил пальцами нижнюю челюсть Пепелда Похипака и проорал ему прямо в лицо: «Саечка за испуг!» Кинувшийся на выручку Иннот опоздал – проклятый колдун тут же скрылся среди камней. В другой раз он протянул руку на крутом склоне беглецу Дамаяди. Отупевший от усталости и страха, тот не сразу понял, кто помог ему взойти на гребень скалы… А потом уже было поздно что-либо делать. Вечером, когда обессиленные путешественники, миновав очередной подъём, повалились на землю, обнаружилось отсутствие Мафси Солавэ. Никто не заметил, где и когда он отстал.
Селбасер Заекиров отказался идти на следующее утро. Наконец Бят, отчаявшись уговорить брата, попросту взвалил его на плечи, сделал, шатаясь, несколько шагов – и рухнул сам. Иннот, обернувшись, хмуро покачал головой.
– Тебе не унести его. Сил не хватит…
Силы действительно были на исходе. Последний раз они ели два дня назад. Кое-кто соскребал на ходу и пытался жевать белые и жёлтые лишайники, в изобилии облепившие скалы, – но те оказались невероятно горькими. Туман понемногу редел – очевидно, беглецы приближались к границе горячих источников.
– Пошли, мон. Ему всё равно уже ничем не поможешь, – буркнул Цытва-Олва.
Бят поднял на него взгляд.
– Я не пойду без брата.
– Тогда тебе придётся остаться здесь, – жёстко сказал Иннот. – Я пытаюсь спасти тех, кого ещё можно спасти. Не хочешь идти – дело твоё.
Хлюпик отвёл глаза.
Иннот постоял, кусая губу, потом решительно развернулся и двинулся прочь. Остальные потянулись за ним.
Надежда на спасение с каждым днём становилась всё эфемернее. Смоукер непоколебимо верил в силы и способности своего друга; но даже каюкер, казалось, был на пределе. Лицо Иннота осунулось, в уголках губ пролегли резкие складки. «А ведь мы даже ещё не видели этих самых гор, через которые предстоит перебраться», – думал Хлюпик.
Туманный хребет открылся взглядам неожиданно. Только что семеро странников карабкались вверх по склону, тяжело дыша и оскальзываясь на влажных камнях, как вдруг очутились на краю обрыва, а впереди развернулась величественная панорама, преисполненная красоты и вековечного спокойствия. Великолепие гор трудно описать словами. Охристые, золотисто-оранжевые, освещенные закатным солнцем каменные складки возносились на немыслимую высоту – и там, среди облаков, сияли белизной вечные снега.
– Мы всё-таки вышли к ним! – восторженно прошептал Хлюпик.
Он чувствовал, как отступает, слезает слой за слоем та гнусная, грязно-серая хмарь, что скрывала от него всю красоту и величие окружающего мира. Путешественники замерли, поражённые открывшимся видом; и, наверное, поэтому никто из них не успел остановить Прохонзола.
Прикосновение Гукаса, конечно же, не прошло бесследно для корабельного доктора. Глаза Эжитюжи поразила болезнь; радужка помутнела, а белок приобрёл неприятный бурый оттенок; вокруг век набрякли здоровенные синюшные пятна. Он замкнулся в себе, отвечая на осторожные расспросы Иннота лишь вялым пожатием плеч. Видно было, что зрение его с каждым днём становится всё хуже и хуже, но вслух Прохонзол не произнёс ни единой жалобы. И вот сейчас вдруг, подняв голову и улыбнувшись выглянувшему впервые за много дней солнцу, он, словно сомнамбула, сделал несколько шагов вперёд, к краю обрыва – и беззвучно сорвался вниз. Спустя мгновения до беглецов долетеличуть слышный шум падения и шорох сползающих камней. Иннот некоторое время остолбенело смотрел вниз, потом яростно сплюнул.
– Так, ещё кто хочет выбрать лёгкий путь? Давайте, не стесняйтесь! Это ведь так просто: пара шагов – и всё, проблемы закончились! Ну?! Кто первый? Вы, должно быть, именно за этим тащились сюда, разве нет?!
