На несколько мгновений в покое воцарилась тишина. Обережники осмысливали сказанное. Нэд не выдержал такой хлесткой отповеди и рявкнул:
— Ты-то хоть помолчи! Думаешь, я не знаю, как ты свою выученицу к сосне привязал и бросил упырю на забаву? Нашелся благостник! Ты чем думал, когда девку с регулами в лесу оставлял? Если бы ее сожрали, мы бы еще и ратоборца потеряли?!
— Ну, то-то я дурак записной, — кивнул Клесх. — Привязал и оставил. Ума-то у меня ведь нет. Зато злобы лютой на всю Цитадель хватит. Да я чуть не в трех шагах стоял. Не блажи она от ужаса, сразу бы заметила. А как, по-твоему, из девки воя взрастить? С чучелами что ли ставить ее ратиться? А страх как ее научить перебарывать? Уговорами? Ничего, прооралась и сдюжила. Вот теперь я говорю, что она ратоборец. А до этого дура была простая. Вроде Айлиши вашей.
От этой непочтительной речи смотритель пошел белыми пятнами.
Но наставник Лесаны спокойно и прямо смотрел в глаза старшему креффу. Он привык говорить в лицо то, что многие держали за душой. Однако… кое о чем Клесх предпочел умолчать. До поры решил ни с кем не делиться тем, что ему случайно открылось. Жизнь отучила.
— Ишь ты, какой толковый… — мрачно заметил из своего угла Руста. — Только Клесх знает, как от выучей толку добиться. Не смотри, что в креффате без году седмица. Нам — убогим — только позавидовать.
Клесх в ответ промолчал. Лаяться еще не хватало.
— Нэд, в его словах есть правда, — заметил со своего места Лашта.
Колдун потер подбородок и продолжил:
— Девка и впрямь блажная была. У таких все через… через пень-колоду, — поправился он. — А тому, Руста, как крефф своих подлетков учит, остальным дела мало. Тут главное — итог. А Клесх, хоть и сам не без дури, воспитывает с толком. Тебе поучиться. Да и девка у него впервые на поруках. Я вот за свой срок не припомню, чтобы у воев бабы ратились. А в Цитадели-то подольше твоего.
Руста фыркнул, но затевать свару не стал.
Нэд молчал, давая высказаться каждому и пользуясь передышкой, чтобы не пришибить дерзкого креффа воев.
Скрипнула скамья, стоящая в тени очага. Со своего места встал здоровый, словно гранитная глыба, еще один наставник ратоборцев — Дарен. Роста он был превеликого и разгонять Ходящих мог одним своим видом — плечистый, с лицом, словно вырубленным топором, с безобразно рассеченными еще в юности бровями и совершенно лысой головой.
— Нэд, — примирительно сказал вой. — Майрико оплошала. Но уж и не настолько, чтобы лютовать тут до ночи. И правда ведь, девка малахольная была. Давай уж, отмеривай ей, да разойдемся. Дураки наши там без дела слоняются, а их после эдакого занять надо, чтоб еще кому в голову не пришло, будто крылья выросли, да летать не потянуло.
— Сядь, — голосом Нэда можно было пригвоздить к месту.
Вой вздохнул и опустился обратно на скамью. Дерево снова жалобно скрипнуло, принимая на себя недюжинный вес.
— Клесх. Коли ты такой умелец выучей готовить, ныне же бери старшего своего. Как там его… Фебра. И езжайте до Встрешниковых Хлябей. Утром оттуда сороку прислали — оборотни там. Да, похоже, несколько стай. Изведете. Парня к лету пора отпускать со двора. В Старграде обережника подрали. Замена нужна. Заодно охолонишься. А то больно брехлив стал. Да и девке твоей от тебя роздых нужен. Отдашь ее пока, вон, Дарену. Пусть воспитывает. Мира в пути.
— Мира в дому, — ответил Клесх, про себя усмехаясь — долго ему еще будет аукаться юношеская выходка, коей сроку было уже больше десятка лет.
Память у Главы долгая. И не один год пройдет, прежде чем он перестанет видеть в креффе ратоборцев припадочного звереныша.
— Майрико.
Целительница вскинулась. А смотритель продолжил:
— От тебя ныне толку немного. Собирай заплечник. В Росстанях лекаря ждут. У них там лихорадка черная детей косит. Хоть делом займешься. До лета молодших выучеников твоих Русте передаю. Ты покуда разъездами займешься. Засиделась, гляжу, в четырех стенах. Мира в пути.
— Мира в дому, — эхом отозвалась лекарка.
Со своего места подала голос непривычно тихая Бьерга:
— Не дело Нэд, креффами разбрасываться, — напомнила она. — Больно лют ты по окраинам их распихивать. Да и Клесх прав, не по силам девке Дар достался, иные вон гнутся да не ломаются. А она себя так и не приняла. Нет тут ничьей вины, кроме ее собственной. Какой бы из нее наставник вырос, коли она сама взрослеть не хотела?
Правы были и Клесх, и Бьерга, и Дарен, и Лашта. Правы. Понимал это Нэд. Но глодала Главу досада, что пришлось потерять девку, которая могла спасти жизни многих. Не по плечам ей ноша оказалась. А по-другому тоже нельзя было. Не станут Ходящие ждать, когда каждого выученика с поцелуями да благословлениями из Цитадели проводят. И простой люд надеется на Осененных, что защитят те, не оставят в беде. Оттого-то и растят из послушников волков-бирюков, запрещая им слабости. Девку-дуру не жаль, жаль, что Дар такой пропал впусте. Дай Хранители, последняя эта потеря будет. Но и креффам науку преподать надо. Клесху за то, что дерзок и вежество забывает. А Майрико для острастки, пусть мягкосердечность свою попридержит.
Тяжело вздохнув, Нэд махнул рукой:
— Ступайте с миром. Клесх, готовь Фебра. Майрико, детьми займись. Как воротитесь, погляжу, умерить вам наказание или нет.
Креффы стали подниматься с лавок, но тут всех осадил Ихтор:
— Глава, а что с девчонкой-то делать? Может, упокоим с миром? Чего послушников-то бередить?
Смотритель потемнел лицом:
— Ее упокоение с миром в мертвецкой будет. Чтобы подлетки ваши запомнили: не будет им ни обряда, ни погребения, ежели еще кто решит трусость явить.
Целитель склонил голову и направился к выходу. Переневолить Главу не смогла даже Бьерга, настаивать теперь на своем — только лишний раз покаранным быть.
Следом за Ихтором потянулись и остальные.
* * *
Как Бьерга оказалась в мыльне и сама не поняла. Сроду ее не тянуло в царство Нурлисы, но сегодня пришла именно в этот угол Цитадели. Хотя, возможно, ноги принесли ее сюда потому, что здесь было единственно тихое место? Не сновали выучи, не мелькали креффы, не суетились прислужники.
Опустившись на сундук возле печи, колдунья раскурила трубку.
И сразу же в дальнем углу зашевелилось, зашуршало, зашаркало… Обитательница жаркого подземелья полезла со своей лежанки, обрадованная случаю хоть кого-то обругать.
— Приперлась, лихоманка? У-у-у… ведьма костлявая! — Нурлиса, переваливаясь на кривых ногах, подковыляла к гостье. — Пришла к старухе, чтоб та тебе сопли утерла? Так не дождешься!
